Выдающийся советский актер Н.К. Симонов родился 21 ноября (4 декабря) 1901 года в Самаре в семье управляющего мукомольной фирмой. Окончив шесть классов гимназии, Николай Симонов в 1918 году поступил на вечернее отделение Самарской художественно-промышленной школы, а затем отправился в Петроград, чтобы поступить в 1919 году в Академию художеств.
Видный русский художник А.А. Рылов зачислил юношу в свой класс. Отметив незаурядный пластический талант, он сказал: "Его призвание - живопись". Там же, на факультете живописи Петроградской Академии художеств, учителями Симонова были О.Э. Браз и К.С. Петров-Водкин. Позже любовь к живописи осталась вторым призванием Николая Константиновича: он писал маслом, рисовал карандашом и, работая над ролями, обычно сам придумывал себе грим. Несмотря на успехи в академии, Н.К. Симонов не окончил ее. Проучившись там неполных три года (1919-1922), он решил переменить жизнь и живописи предпочёл театр, о котором мечтал со школьных лет. Поработав то тут, то там, сменив массу профессий чтобы выжить в голодном Петрограде (он побывал даже портовым грузчиком), Николай Симонов осенью 1922 года поступает в Институт сценических искусств, причем сразу на второй курс, где его наставником становится Леонид Сергеевич Вивьен.
Некоторое время Н.К. Симонов совмещал учебу в Академии художеств и Институте сценических искусств, но в конце 1922 года он сделал окончательный выбор в пользу театра и был отчислен из академии по собственному желанию. В 1924 году, по окончании Института сценических искусств, Симонов был приглашен в труппу знаменитого Александринского театра (тогда - Акдрама), но служба в рядах Красной Армии отодвинула начало работы в театре на год.
Закончив класс у Вивьена, застав на знаменитых подмостках корифеев старого театра - Ю.М. Юрьева, В.Н. Давыдова, Е.П. Корчагину-Александровскую, И.Н. Певцова, Симонов получил настоящую школу русского реалистического сценического искусства. Вернувшись в театр, Симонов воплотил в себе лучшие черты русского трагического актера. О нем сразу же заговорили. В первое десятилетие пребывания в театре ему пришлось переиграть множество ролей в советских пьесах, сделанных зачастую наспех, на злобу дня: после революции академические театры стремились соответствовать требованиям новой власти. В 1920-е годы в репертуаре актера роли были Павла Суслова ("Виринея" Л.Сейфуллиной и В.Правдухина), комкора Мехоношева ("Конец Криворыльска" Б.Ромашова), могучего партизанского вожака Никиты Вершинина ("Бронепоезд 14-69" Вс.Иванова) и др. Настоящий богатырь, обладающий мужской красотой и огромным темпераментом, он был как будто рожден для того, чтобы воплотить образы людей нового века.
Почти одновременно с актером театра Симонов родился и как актер кино. Правда, кинематограф тех лет был еще очень наивным и поверхностным, экранизировались чаще всего сюжеты, в которых доминировало внешнее действие, и даже из произведений классики извлекалась одна только фабульная схема. Однако Симонову и здесь удавалось вносить в характеры своих широкодушных, бесшабашных или романтически-приподнятых героев черты напряженно переданной жизненной правды. Он дебютировал в кино в 1924 году ролью Долгова в исторической ленте "Красные партизаны", рассказывающей о борьбе сибирских партизан против банд Колчака. Затем последовали столь же идеологизированные немые фильмы "Вздувайте горны", "Девятое января", "Тяжелые годы" (все - 1925), потом - картины режиссера Владимира Гардина: драматическая лента "Карьера Спирьки Шпандыря" (1926) и историко-биографический фильм о восстании крестьян в Белоруссии "Кастусь Калиновский" (1927), где Симонов сыграл главную роль. В приемах картинной мелодрамы, со всеми ее эффектами, разработал В.Гардин эпизоды героической биографии Кастуся Калиновского, вожака крестьянского восстания, самоотверженного борца с царизмом. Симонов был романтически красив в роли Кастуся, эффектен в своих неожиданных превращениях из народного вожака в блестящего офицера царской армии, но дальше этого дело не пошло - отсутствие подлинного жизненного содержания в роли не могло не сказаться на работе актера. Зато совсем по-другому показал себя Симонов в картине П.Петрова-Бытова "Каин и Артем" (1929) по одноименному рассказу М.Горького.
Впервые Артем (Симонов) появлялся на экране спиной к зрителям. Чуть ли не во весь экран саженная спина грузчика угрожающе наступала на людей. Зрители еще не видели лица Артема, а им уже открывался его характер, характер насупленного, одержимого тревожными раздумьями, упрямого волгаря. Все смешалось самым причудливым образом в этом пугающе-сильном существе. Тут было и самодовольное великодушие человека, и неожиданно проступающая на лице застенчивая доброта, и, наконец, деспотизм, питаемый восхищением, завистью и слабостью окружающих. Герой Симонова пил водку, обуянный тяжелым, пьяным размышлением, лукаво разглядывая мир сквозь стекло водочного стакана, бурлацкую шапку носил, как лихой разбойник, и все это было сродни горьковскому персонажу. Но было в кинематографическом Артеме и многое такое, что вовсе не походило на Артема горьковского. Петров-Бытов пытался идейно усовершенствовать рассказ, расширить его социальный смысл и, разумеется, нарушил его цельность, обеднил его психологическое содержание, лишил поэтической законченности. Из-за этого и характер Артема оказался в картине перелицованным, подлатанным в духе социологических идиллий, где торжествуют революционная сознательность и стремление разрушить старую жизнь. Благодаря изменениям, внесенным в рассказ, Артем оказался в картине совсем другим человеком, нежели тот, которого создал Горький. Многое обещавший в начале картины, образ к концу ее упростился и растерял свое душевное богатство. Но ведь именно к душевному богатству людей тянулся актер, именно оно будило в нем художника.
Уже по одной только печальной истории Артема, оказавшегося столь сглаженным и обедненным на экране, можно представить себе, в каких сложных противоречиях протекала жизнь молодого Симонова. Ведь как актер кинематографа он был вынужден подчиниться и условиям, поставленным перед ним сценарием, и требованиям режиссера. Картина имела оглушительный успех, в зарубежном прокате она шла под названием "Песня старого рынка". Вот что о ней писала тогда звезда немого кино Аста Нильсон: "Это, несомненно, поэтическое произведение, но будто увиденное сквозь слезы. А этот Артем, этот Николай Симонов… Это такое опасное чудо. Я пожалела, что не могу снова быть молодой. Иначе я давно была бы на пути в Москву. Нет ни одной женщины, которая не запомнила бы его имени".
Роли Симонова в "Катерине Измайловой" (1927) и "Капитанской дочке" (1928) были первыми, сыгранными актером по русским классическим драматическим произведениям. В картине "Катерина Измайлова", поставленной Ч.Сабинским, Николай Симонов играл роль Сергея. На картине лежала печать мелодраматической искусственности, образы замечательной повести Н.С. Лескова утратили на экране свою психологическую сложность, но зловещие перемены в характере Сергея, превращение самодовольного сердцееда в злобного каторжника Симонов показывал великолепно.
Мудрая и юношески непринужденная задумчивость озаряла лицо Симонова в роли молодого Михайло Ломоносова из картины "Сын рыбака" (1928), и в печальных глазах гениального юноши светилась такая настойчивая творческая мысль, что даже торопливо и очень приблизительно очерченный в сценарии характер оживал и становился по-своему достоверным. Симонов был в том фильме, пожалуй, единственным профессиональным актером, а его партнершей была очень красивая, но непрофессиональная актриса Ольга Розевская.
В конце 1920-х - начале 1930-х годов Николай Симонов сыграл также в фильмах "Хабу" (1928), "Родной брат" (1929), "Поворот" (1930), "Спящая красавица" (1930), "Парень с берегов Миссури" (1931). Проработав в Акдраме имени Пушкина 7 лет, Симонов, сыгравший в театре несколько ведущих ролей, в 1931 году покинул Ленинград и в 1932-1933 годах успешно возглавлял в Самаре драматический театр им. М.Горького. Именно с именем Н.К. Симонова связан, пожалуй, самый яркий период в истории Самарского театра драмы, именуемый "ленинградским десантом". В 1934 году Симонов вернулся в Александринский театр, чтобы остаться в нем уже до конца жизни.
После возвращения в Ленинград у Симонова начинаются новые успехи в кино. В 1934 году он играет эпизодическую, но существенную для фильма роль командира Жихарева в фильме "Чапаев" Георгия и Сергея Васильевых. Это была первая значительная роль актера в звуковом кино. В том же 1934-м Симонов снимается в молодежной комедии Александра Зархи и Иосифа Хейфица "Горячие денечки". Вместе с Татьяной Окуневской они создали романтическую пару двух главных героев. Кроме них в фильме сыграли замечательные актеры Николай Черкасов, Янина Жеймо, Алексей Грибов, Александр Мельников.
Для Симонова одной из ролей, в которых он проявил не только готовность подчиняться, но и умение осуществлять собственные замыслы, стала роль Петра, мятежного строителя новой России. Образ этот был создан спустя целое десятилетие после того, как началась кинематографическая жизнь актера. Симонов сыграл ее в 1935-1938 годах в двухсерийном фильме Владимира Петрова (1896-1966), и работа его получила широчайшее народное признание. Роль Петра открыла в Симонове большого и страстного поэта, актер сыграл нечто большее, чем самого царя, он показал величие, сложность и ошеломляющую реальность человека большой жизненной цели и большого жизненного дела.
В искусстве так случается нередко - большое достижение художника как бы вбирает в себя все, что было сделано им прежде. Роли большие и маленькие, в картинах удачных и не слишком удачных, не прошли для Симонова бесследно. Иные из этих ролей давно забыты, но многое из того, что было сделано или найдено в них актером, ожило и расцвело в Петре. Едва ли кто-нибудь помнит сейчас Артема из картины Петрова-Бытова или Ломоносова из картины "Сын рыбака", или командира Жихарева, или Велоконя из "Горячих денечков". И, тем не менее, не будь их, возможно, не было бы и симоновского Петра - мудреца, воина, труженика, упрямца, самодура и мечтателя. Но дело, конечно, не в том, что Петр оказался таким разным, а в том, что, будучи таким разным, он все равно остался поразительно цельным. "Перед нами возникла волнующая проблема: воплотить в образе Петра черты национального характера, - писал режиссер картины Владимир Петров. - Знаменитый к тому времени актер Николай Симонов был пятнадцатым в списке кандидатов на роль. Мы сделали кинопробу - и вот он, Петр! Правда, консультантов фильма одолевали сомнения: актер внешне не походил ни на одно из 25 известных изображений царя. Но Алексей Толстой произнес пророческие слова: если Симонов сыграет Петра, то запомнят именно его, - это и будет двадцать шестой и наиболее известный портрет великого реформатора".
Многоцветный и самобытный характер "чудотворного строителя" во многих отношениях открыл Симонова как актера. В редком единстве проявили себя здесь его внешние и внутренние данные, его актерские мечты и способность к точному воссозданию исторического характера. Нельзя забывать и о том, что Симонову пришлось работать над ролью Петра в пору, когда так остро сталкивались друг с другом различные взгляды историков-марксистов на петровскую эпоху, на характер и значение петровских реформ и, наконец, на фигуру самого Петра. Очень легко было впасть при воплощении образа Петра в крайность, подкрасить его самого, как выразился один из историков, в цвет его деяний. Это было бы неверно потому, что петровские преобразования утратили бы свою поучительность, если бы были покрыты сплошной розовой краской. Петровское дело было трудным делом, и труден был характер Петра. В сложном сплетении мужества и жестокости, порывистости и покоя, простоты и надменности увидел актер правду истории. Уже самые первые кадры картины готовили зрителей к встрече с характером бурно развивающимся, неукротимым в столкновениях с реальной действительностью. Молодой Петр разгромлен войсками Карла XII, и на лице уязвленного царя ("не моги смотреть на меня", - приказывает он Меншикову) сменяется выражение растерянности, решимости, веселой откровенности ("побил нас маленько шведский король?") и напряженного раздумья. Во всю ширину экрана сияет его могучая и лукавая улыбка, сверкают сердитые, не знающие страха и отдыха глаза.
А.Н. Толстой предоставил в распоряжение актера удивительно густые и яркие "речевые краски". Однако именно эти краски потребовали от актера такой высокой степени перевоплощения, при котором своеобразные и часто непривычные архаические словесные обороты речи звучали естественно и органично. Симонов сумел это сделать. В его исполнении эти слова казались единственно возможными. Важное место в картине заняли монологи Петра, короткие, отрывистые, как бы вобравшие в себя особый ритм кино. Один из таких монологов, произнесенных Симоновым в фильме - "После наших великих побед над шведами европейские государства не токмо презирают, но и ненавидят нас", - в течение многих лет исполнялся актером на эстраде. С мучительным напряжением, почти скандируя, проговаривал он слово за словом, и в очевидности этого напряжения как бы отражалась трудность принимаемых им решений. Душевное волнение и вместе с тем убежденность, которую не в состоянии ослабить даже тяжелый нервный недуг, звучат в полных гнева и горечи словах симоновского Петра - "Не токмо шведы, но и другие народы европейские имеют ненависть на народ русский и тщатся оный содержать в рабстве и неискусстве".
Но есть в этом монологе момент, когда речь одного человека превращается в полный драматизма внутренний диалог возмущенного и страдающего отца с непреклонным государственным деятелем, человека, поистине убитого горем, с человеком, сумевшим это горе превозмочь. "Вот что хочет сделать с нами Европа", - говорит он со сдержанной яростью, с жестоким мужеством глядя в глаза сенаторам, им самим избранным судьям царевича Алексея, и прибавляет: "Сын мой Алексей хочет того же". И такого высокого торжества решимости человека, во власти которого сама судьба и будущее государства, полна эта речь Петра, обращенная к сенату, что становится ясно - не только к сенату, а к грядущим поколениям адресована она. "Сам я не берусь сию болезнь лечить... Вручаю Алексея Петровича вам, господа Сенат. Судите и приговорите, и быть посему". В произнесении Симонова слова "и быть посему" приобретают особенный смысл. В голосе Петра слышится та бесповоротная решимость, с какой наносятся удары в собственное сердце.
Романтической поэзией овеяны эпизоды, где на экране возникает Петр, восторженно и неустрашимо сражающийся на поле Полтавской битвы. Актер сумел здесь передать увлеченность царя решаемой им грандиозной исторической задачей. Воинское величие Петра поистине радостно, радостно той радостью, которую испытывает человек, делающий самое большое, самое важное дело своей жизни. Именно потому, вероятно, и можно утверждать, что смысл созданного Симоновым образа вышел за пределы своего времени, стал шире его и обрел живое современное звучание. Роль Петра I в одноименном фильме - вершина творчества актера. За эту роль он был в 1938 году награжден орденом Ленина, а в 1941 году удостоен Государственной премии СССР.
Как это иногда случается, успех Симонова в роли Петра создал особые трудности в его последующей кинематографической жизни. Начался довольно резкий спад, связанный в значительной мере с тем, что ролей, которые в такой же степени отвечали бы его артистическим данным и внутренним возможностям, у него не оказалось. Своеобразие застенчивого, чистого и мужественного симоновского лиризма и покоряющей симоновской человечности открывалось лишь тогда, когда за ними проступало великое и редкое в человеке. Лишенный возможности показать в своих ролях это великое и редкое, связанный слишком обыденным и приземленным существованием своего героя, Симонов как будто бы тускнел, переставал быть самим собой, превращался в свое безжизненное и бесцветное подобие. Нечто такое как раз и случилось с ним в фильмах, поставленных в 1939 и 1940 годах, в "Патриоте" и "Возвращении".
В "Возвращении", например, симоновский герой, ученый-полярник Сергей Петрович Иванов возвращался после восьмилетнего отсутствия в родной город, в дом своей бывшей жены, где растет его маленький сын. Увидеть сына Сергею Петровичу не удается: мать и бабушка не хотят травмировать мальчика, в воображении которого отец окружен ореолом "героя Арктики", разлученного с семьей суровым научным поприщем. Самым трогательным образом складывались обстоятельства для того, чтобы Иванов вернулся в семью и восторжествовала весьма наивная и успокоительная семейная мораль. Не подозревая о приезде отца, мальчишка убегал из дому, чтобы пробраться в Арктику, попадал в Ленинград и, наконец, но велению сентиментальной и бутафорской сюжетной схемы, оказывался в отцовских объятиях. Сам Иванов - Симонов появлялся на экране и исчезал с него, вяло объяснялся с бывшей женой и бывшей тещей, и по всему было видно, что его собственная воля никак не влияет на его поведение, все, что он делает и говорит, он делает и говорит, только подчиняясь требованиям авторов фильма. К счастью для актера, таких ролей в его кинематографической биографии оказалось немного.
В довоенные годы, тем не менее, Симонов был, в основном, театральным актером. Сыгранный в 1934 году Борис Годунов (несмотря на некоторую социологичность прочтения режиссером Б.Сушкевичем пушкинской трагедии) открыл Симонова как трагического актера. Впрочем, шекспировский Макбет в 1940 году (как и грибоедовский Чацкий в 1928-м) не стал удачей актера. Среди прославивших Симонова в 1930-1940-е годы театральных ролей: Граф де Ризоор ("Фландрия" В.Сарду, 1937), Лаврецкий ("Дворянское гнездо" И.С. Тургенева, 1941), Астров в чеховском "Дяде Ване" (1946). В дальнейшем Симонов также часто выступал - и с успехом - в пьесах советских драматургов: "Платон Кречет" А.Корнейчука (Павел Берест, 1935), "Петр Крымов" К.Финна (Крымов, 1942), "Победители" Б.Чирскова (Муравьев, 1946; Государственная премия 1947 года), "Персональное дело" А.Штейна (Хлебников, 1955), "Сонет Петрарки" Н.Погодина (Суходолов, 1957). В 1950 году создание образа Феди Протасова ("Живой труп" Л.Н. Толстого) положило начало ряду ролей, ставших вершинами симоновского творчества: горьковский Сатин ("На дне", 1956), Сальери ("Маленькие трагедии" А.С. Пушкина, 1962), Маттиас Клаузен ("Перед заходом солнца" Г.Гауптмана, 1963), капитан Йынь в пьесе Ю.Смуула "Дикий капитан" (1965). Последние роли принесли Симонову звание лауреата Государственной премии РСФСР им. К.С. Станиславского (1966).
Оставаясь актером прежде всего театральным, Н.К. Симонов продолжал сниматься в кино. В 1946 году он сыграл в военной ленте "Остров Безымянный". А вскоре, в киноэпопее "Сталинградская битва" он сыграл еще одну роль, ставшую одной из лучших его киноролей. За роль генерала Чуйкова в 1950 году Н.К. Симонов был удостоен уже третьей Государственной премии, а также звания народного артиста СССР.
В личном архиве Николая Константиновича хранилась маленькая фотография, на которой были запечатлены два почти ничем не отличающихся друг от друга генерала. Один из них - легендарный командарм, прославленный полководец Василий Иванович Чуйков, другой - воплотивший его в фильме "Сталинградская битва" актер. Картина была поставлена Владимиром Петровым, тем же самым режиссером, с которым Н.К. Симонов работал над образом Петра. Созданная в 1949 году, она отражала во многом неверную трактовку событий Великой Отечественной войны. Авторы картины даже не пытались создать сколько-нибудь живые и психологически емкие характеры. Каждый или, возможно, почти каждый из персонажей нужен был в картине только в той степени, в какой без него оказалась бы нарушенной чисто внешняя историческая достоверность. Не избежал такой судьбы и образ Чуйкова, одного из главных героев Сталинградской битвы. Немногочисленные фразы, произносимые им в картине, лишены индивидуальной окраски, любой человек на его месте мог бы повторить их. "Спасибо за доверие", - говорит Чуйков, услышав о своем назначении командующим 62-й армией, - "или умру в Сталинграде или отстою его", "тяжело, нет сил, как тяжело". Но даже в этих в общем безликих словах слышалось симоновское волнение, даже они приобрели благодаря актеру живую психологическую окраску. По тем коротким мгновениям, в которые симоновский Чуйков жил на экране, можно было бы представить себе, как сыграл бы подобную роль Симонов, если бы нашел в ней подлинную правду жизни, ее сложность и драматизм.
Нельзя сказать, что Н.К. Симонов редко снимался в последние годы, и что среди исполнявшихся им ролей не было интересных и значительных. Возвышенной и полной трудного нравственного поиска жизнью жили на экране кардинал Монтанелли из "Овода" Александра Файнциммера (1955), ученый Сальватор из "Человека-амфибии" (1961) и в особенности замечательно сыгранный Симоновым Иван Флягин из телевизионного фильма, поставленного в 1962 году по повести Н.С. Лескова "Очарованный странник". В этой работе, где чудодейственным образом слились воедино Симонов театральный и Симонов кинематографический, актер показал новую грань своего таланта. Непутевое и безудержное великодушие "очарованного странника", чистоту и бескорыстие его любви Симонов рисовал с редким романтическим подъемом, который не только не противоречит правде человеческого существования, но, напротив, придает этой правде настоящий смысл. Есть в симоновских героях особая, бесконечно целомудренная гордость - такая именно гордость отличает человека, показанного актером в одной из последних его работ, в роли директора завода Сотникова из картины В.Венгерова "Рабочий поселок" (1965). На долю этого человека выпало тяжкое жизненное испытание, ему пришлось столкнуться лицом к лицу с несправедливостью, обманом, клеветой. Наступает, однако, час, когда правда берет верх и директор возвращается на родной завод.
Сыграть состояние человека, оказавшегося наедине с клеветником, оболгавшим и чуть было не погубившим его, не так-то просто. Здесь так легко было бы показать явное или скрытое возмущение, так естественны были бы интонации торжества и отвращения одновременно. Но Симонов играет другое. Он естествен и внутренне спокоен, потому что остался самим собой. Именно верность самому себе, своим убеждениям и своему нравственному идеалу питает его скрытую, но непоколебимую гордость. Тут, пожалуй, и проходит извечная симоновская актерская тема. Это только кажется, что многие из симоновских героев одиноки. На самом деле, утверждая себя, они бесстрашно и неутомимо борются с одиночеством и побеждают его.
В 1967 году актер был вторично награжден орденом Ленина - за заслуги в развитии советского искусства, а в 1971 году, в связи с 70-летием со дня рождения, народный артист СССР Н.К. Симонов был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Это звание он получил самым первым из актеров! Последней ролью Николая Симонова в кино стала роль полицейского комиссара Берлаха в телефильме "Последнее дело комиссара Берлаха" (1972). Фильм, поставленный по мотивам повести швейцарского писателя Ф.Дюрренмата "Подозрение" рассказывает о последних месяцах жизни комиссара полиции Берлаха, который разыскивает военного преступника, нацистского врача-изувера Эменбергера. Тот, скрываясь под чужим именем, и в мирные дни продолжает ставить жестокие опыты на людях. Смертельно больному Берлаху удается разоблачить преступника и сломить его, заставив сознаться в содеянном. В конце фильма Берлах умирает от рака. Снимаясь в этом фильме, актер не знал, что эта же болезнь подкрадывается и к нему.
24 декабря 1972 года Николай Симонов в последний раз вышел на сцену в спектакле "Перед заходом солнца". В 1973 году актеру за театральную работу была присуждена Государственная премия РСФСР им. К.С. Станиславского. Народный артист СССР Н.К. Симонов умер в 2 часа ночи 20 апреля 1973 года в Ленинграде. Похоронили актера на Литераторских мостках Волковского кладбища, у северной стены Воскресенской церкви, совсем недалеко от его учителей - А.А. Рылова и Л.С. Вивьена. В 1980 году на могиле актера установили памятник - бронзовый бюст на постаменте (ск. С.А. Аванесова, арх. Е.Н. Симонова).
Николай Симонов был не только всемирно известным, но и всенародно любимым артистом. Герой Социалистического Труда, трижды лауреат Государственной премии СССР (1941, 1947, 1950), он прошел большой и трудный путь исканий, жизнь в искусстве никогда не казалась ему легкой, и, может быть, благодаря этому все, что он делал на сцене и перед кинообъективом, казалось неотделимым от него самого. Актерское творчество Николая Симонова вошло в историю нашего кинематографа и останется в ней по праву его удивительного и неповторимого своеобразия.
