Великий русский композитор А.К. Глазунов родился в Петербурге 29 июля (10 августа) 1865 года в семье известного издателя и книгопродавца. Фирма Глазуновых существовала с конца XVIII века. Еще дед А.Глазунова в свое время издал в необычном виде "Евгения Онегина", и сам Пушкин с друзьями часто заходил в лавку Глазуновых, чтобы полюбоваться на это издание. Александр происходил из старинного купеческого рода. Мать композитора, Елена Павловна, была неплохой пианисткой, брала уроки фортепьянной игры и теории музыки у лучших музыкантов Петербурга, немало содействовала музыкальному развитию сына. Отец Александра, Константин Ильич, был умным человеком и руководил издательством, думая не только о материальной выгоде, но и о пользе дела. И он тоже проявлял интерес к музыке: играл на скрипке и рояле.
Музыка в доме Глазуновых звучала ежедневно. Для Александра она была естественна, как воздух. Сам Глазунов так вспоминал о детстве: "В доме у нас много играли, и я твердо запоминал все исполнявшиеся пьесы. Нередко ночью, проснувшись, я восстанавливал мысленно до мельчайших подробностей все, что слышал раньше". Этот феноменальный талант сына родители старались всемерно развивать. Семья могла себе позволить держать двух гувернанток, немку и француженку, которые занимались Сашиным воспитанием. Ему было девять лет, когда его начали учить играть на рояле. Александр стал брать уроки фортепианной игры у Н.Г. Холодковой (ученицы польского пианиста Антония Контского). Дальнейшее преподавание музыки мальчику поручено было Н.Н. Еленковскому. Писать музыку Саша впервые попробовал в 1878 году в популярном жанре оперы. Но гораздо больше Глазунов любил инструментальную музыку.
Тринадцати лет Глазунов играл на фортепиано, скрипке, виолончели. Он познакомился с М.А. Балакиревым, который был приглашен для занятий с матерью композитора. Балакирев понял, что Саша Глазунов - незаурядная личность, которую он решил развивать и направлять. Он увидел в по-детски написанных сочинениях признаки несомненного таланта и направил Сашу для систематических занятий к Н.А. Римскому-Корсакову. Позже Глазунов вспоминал, что Балакирев предложил принять на себя общее руководство его музыкальным воспитанием и "рекомендовал немедленно обратиться к Римскому-Корсакову для прохождения полного курса теории композиции". У Римского-Корсакова он брал уроки с конца 1879 по 1881 год. Общение с Римским-Корсаковым многое дало Глазунову. Александру помогала и собственная целеустремленность: ради музыки он мог пожертвовать многим. С 1877 года он учился 2-м Петербургском реальном училище, а вернувшись домой, садился за рояль и помногу играл либо сочинял. Список его сочинений юношеских лет разнообразен: романсы, оркестровые пьесы, наброски оперы. К 1881 году Глазунов закончил свою Первую симфонию. Его развитие шло такими быстрыми темпами, что отношения с Римским-Корсаковым вскоре изменились: в 1881 году преподавание было закончено. Николай Андреевич решительно отказался относиться к нему как к ученику. "Отныне, Александр, вы можете обращаться ко мне лишь за дружеским советом!" - так сказал он. Но это на первый взгляд странное заявление ничуть не помешало их дружбе. Юный композитор развивался очень быстро, поощряемый советами Балакирева и Римского-Корсакова, постепенно ставшими его друзьями.
Первая симфония была исполнена в Петербурге, в Дворянском собрании, 17 (29) марта 1882 года в концерте бесплатной музыкальной школы под управлением Балакирева. Римский-Корсаков, который дирижировал симфонией, назвал этот день великим праздником для всех петербургских музыкантов. "Юная по вдохновению, но уже зрелая по технике и форме, симфония имела большой успех", - писал он. Когда после исполнения этого монументального сочинения на вызовы публики на сцену вышел 16-летний автор, юноша в гимназической форме, публика была поражена. На концерте присутствовал А.Г. Рубинштейн, пианист с мировым именем, основатель Петербургской консерватории. На репетиции этого концерта Глазунов встретился с искренним ценителем музыки, крупным лесопромышленником и меценатом, обладателем колоссального состояния, Митрофаном Петровичем Беляевым. Беляев был восхищен талантом молодого композитора и решил пропагандировать его творчество. Увлечение творчеством Глазунова побудило Беляева заинтересоваться судьбой и других русских музыкантов. Сочинения Глазунова исполнялись сразу же, как только он успевал их окончить. Одно сочинение следовало за другим. Путь молодого композитора к слушателю начинался с триумфа.
Встреча с М.П. Беляевым очень повлияла на судьбу Глазунова. Начиная с этого момента, пути Глазунова и Беляева перекрещивались постоянно. Вскоре молодой музыкант стал завсегдатаем беляевских пятниц. Эти музыкальные вечера привлекали в 1880-1890-х годах лучшие силы русской музыки. К началу 1880-х годов Беляев поселился в Петербурге, вошел в кружок любителей музыки и познакомился с участниками "Могучей кучки". Чуть позже он решил выделить часть средств на активизацию музыкальной жизни России, финансировал бесплатные концерты, составленные из произведений русских музыкантов. Единственное, что требовал Беляев от организаторов этих концертов, - это чтобы в каждый из них непременно включалось какое-либо произведение Глазунова.
В 1883 году А.К. Глазунов окончил реальное училище. Затем он начал посещать вольнослушателем историко-филологический факультет Петербургского университета, но вскоре бросил его. Однако круг его интересов оставался широким. М.П. Беляев устроил 27 марта 1884 года закрытый концерт из сочинений Глазунова под управлением Римского-Корсакова и Г.О. Дютша. Этот концерт положил начало постоянному учреждению - "Русские симфонические концерты", существование которых Беляев обеспечил навсегда. Беляевым были изданы также почти все сочинения Глазунова. В конце мая 1884 года Глазунов вместе с Беляевым совершил длительное путешествие по Германии, Франции и Швейцарии, записывал народные напевы в Испании и Марокко. Во время путешествия произошло памятное событие: в Веймаре молодой Глазунов познакомился с Ф.Листом, несколько раз беседовал с ним. По инициативе Ф.Листа, первая симфония Глазунова была исполнена на съезде "Всеобщего немецкого музыкального союза" 14 (26) мая 1884 года. Вскоре Глазунов посвятил памяти Листа оконченную уже после его смерти в 1886 году 2-ю симфонию (fis-moll). В ней чувствуется влияние Листа, а также А.П. Бородина, с которым у Глазунова есть родственные черты в эпическом элементе его творчества.
Подружился Глазунов и с Лядовым - композитором, закончившим консерваторию ее профессором. На московском исполнении Первой симфонии Глазунова побывал С.Танеев - один из крупнейших музыкантов того времени. Танеев рассказал о Глазунове П.И. Чайковскому. Позже Чайковский в своих письмах Балакиреву расспрашивал о Глазунове. В октябре 1884 года Чайковский приехал в Петербург, чтобы участвовать в постановке "Евгения Онегина" в Мариинском театре. На вечере у Балакирева он встретился с Глазуновым. С этих пор между Глазуновым и Чайковским, который был вдвое старше его, завязались дружеские отношения, сохранявшиеся до последних дней жизни Чайковского. Чайковский интересовался всеми новыми сочинениями Глазунова. Благодаря творческому общению с Чайковским музыка Глазунова приобрела драматизм и патетическую взволнованность, те черты, которые Глазунов определил как "элементы оперы", внесенные, по его мнению, Петром Ильичом в симфонию.
6 ноября 1884 года в Публичную библиотеку на имя известного музыкального критика, участника "Могучей кучки" В.В. Стасова пришло письмо без подписи. В нем говорилось, среди прочего, следующее: "Я намерен оставить капитал, из процентов которого ежегодно выдавались бы премии композиторам за талантливые сочинения". Автором письма был М.П. Беляев. Так была учреждена премия имени М.Глинки. Глазунов получил премию в 1885 году за свой первый струнный квартет и пожертвовал ее на памятник Мусоргскому. Затем он продолжал получать премии ежегодно до 1903 года. Исключением был лишь 1887 год, когда все премии были выделены на сооружение памятника только что умершему Бородину. В начале 1880-х годов появилось очень много новых русских произведений для оркестра. Беляев решил сделать "Русские симфонические концерты" постоянными, чтобы в них ежегодно исполняли бы несколько программ исключительно из сочинений русских композиторов. Эти концерты устраивались с декабря 1885 года в течение тридцати лет. На каждом концерте исполнялось новое оркестровое произведение Глазунова, который сочинял так быстро и много, что никогда не давал повода нарушить это правило. На первом "Русском симфоническом концерте", в декабре 1885 года, была исполнена симфоническая поэма Глазунова "Стенька Разин".
Беляев же загорелся желанием приобрести исключительные права на издание всех произведений Глазунова и выкупил то, что Глазунов уже продал другим издателям. Для издания произведений Глазунова Беляев основал собственное дело, но не в России, а в Лейпциге, закупил передовую технику и зарегистрировал фирму под названием "М.П. Беляев". Она стала передовым русским нотным издательством, где тщательно и красиво издавались все сочинения Глазунова. Первой была издана "Увертюра на греческие темы".
Вторая симфоническая фантазия "Море" была написана Глазуновым в 1889 году (первое исполнение 18 февраля 1890 года) и посвящена памяти Вагнера. Вслед за "Морем" появились симфонические картины: "Кремль", "Весна" и другие. При всем значении этих произведений в творчестве Глазунова преобладали все же инструментальные произведения, основанные на чисто музыкальных законах и не подчиненные какому-либо сюжету. Большинство произведений Глазунова, появившихся в 1880-е годы, носит отпечаток влияния "Могучей кучки" - своеобразного клуба композиторов, организованного М.Балакиревым. Каждый начинающий композитор мог в те времена лишь мечтать попасть в такую компанию.
К концу 1880-х годов "Беляевский кружок" вырос настолько, что воплотил все наиболее передовые стремления русской музыки того времени. В него входили также Римский-Корсаков, Лядов, Витолс, Блуменфельд и другие музыканты. Глазунов вошел в Беляевский кружок в момент его образования, и авторитет его как композитора рос вместе с расширением деятельности кружка. В июне 1889 года Глазунов вместе с группой других музыкантов отправился за границу. На очередной Всемирной выставке в Париже Беляев организовал два концерта русской музыки, на которых Глазунов выступал как дирижер своих сочинений. Популярность Глазунова за границей быстро росла. Произведения его все чаще встречались в программах концертов, а в прессе начали появляться разборы его сочинений и биографические справки о самом композиторе. К 1890-м годам Глазунов достиг вершин своего таланта, расцвета своих творческих сил и блестящего совершенства техники. Те индивидуальные свойства музыки, которые Глазунов обнаруживал еще в своих ранних произведениях, теперь вылились в мастерство вполне определившегося стиля. В эти два десятилетия на рубеже старого и нового века Глазунов создал свои лучшие произведения. К ним прежде всего относятся его последние симфонии, начиная с Четвертой и включая последнюю, Восьмую. Каждая симфония совершенна в своем роде, и ни одна из них не похожа на другую.
Проявил себя Глазунов и в иной области. А.Бородин почти 20 лет продолжал работу над оперой "Князь Игорь". Большая часть оперы была написана, но 16 февраля 1887 года Александр Бородин скончался, оставив неоконченными свою оперу и Третью симфонию. За их окончание и оркестровку берутся Римский-Корсаков и Глазунов, для чего они стилизовали творческий почерк Бородина. У Римского-Корсакова был в этом опыт: после смерти Мусоргского он завершил "Хованщину". Глазунов же почти целиком написал третье действие "Князя Игоря". От увертюры оперы не осталось даже эскизов, но изумительная память Глазунова позволила ему полностью восстановить услышанную в исполнении на фортепиано самого Бородина незадолго до его смерти увертюру к опере и фрагменты третьего действия, и полностью оркестровать симфонию. А 23 октября 1890 года состоялась премьера "Князя Игоря" на сцене Мариинского театра.
Развернутыми симфоническими картинами можно назвать и превосходные балеты Глазунова. Самый знаменитый из них - "Раймонда" (балет в трех действиях) написан в 1896-1897 годах. На создание "Раймонды" его подвигло путешествие по Германии, где он увидел руины рыцарских замков, стены древних соборов - свидетелей крестовых походов. Исторически он продолжает направление, намеченное балетами Чайковского, - симфонизацию балета. Музыка уже не играет вспомогательной роли, как это было в балетах Пуни и других композиторов, писавших музыку, под которую удобно было бы танцевать. Фантазия композитора, увлеченного красочностью рыцарских легенд, породила многоцветие нарядных картин - празднество в средневековом замке, темпераментные испано-арабские и венгерские танцы... Музыкальное воплощение замысла чрезвычайно монументально и красочно. Особенно привлекательны массовые сцены, в которых тонко переданы приметы национального колорита. "Раймонда" обрела долгую жизнь и в театре (начиная с первой постановки знаменитым балетмейстером М.И. Петипа), и на концертной эстраде (в виде сюиты). Премьера "Раймонды" с огромным успехом прошла 7 января 1898 года в Мариинском театре.
В следующих балетах Глазунов идет по пути сжатия спектакля. Так всего лишь за три года появляются "Барышня-служанка, или Испытание Дамиса" (1898) и "Времена года" (1899) - одноактные балеты, созданные также в содружестве с Петипа. Сюжет в них незначителен. Первый - это изящная пастораль, второй - аллегория о вечности природы, воплощенная в четырех музыкально-хореографических картинах: "Зима", "Весна", "Лето", "Осень". Стремление к краткости и подчеркнутая декоративность одноактных балетов Глазунова, обращение автора к эпохе XVIII века, окрашенное оттенком иронии, - все это заставляет вспомнить увлечения художников "Мира искусства". "Раймонда" бесспорно принадлежит к числу лучших сочинений Глазунова. Однако балет "Времена года" более интересен по своим чисто музыкальным качествам. Партитура этого балета - образец блестящего оркестрового искусства Глазунова.
В 1899 году Глазунов был назначен профессором класса оркестровки и чтения партитур в Петербургской консерватории. Вся его тридцатилетняя педагогическая деятельность и административная работа прошла в этом учебном заведении. Общественно-музыкальная деятельность Глазунова стала особенно интенсивной после смерти М.П. Беляева 22 декабря 1903 (4 января 1904) года, когда вместе с Н.Римским-Корсаковым и А.Лядовым он стал во главе музыкальной жизни Петербурга. Смерть Беляева омрачила жизнь Глазунова. Прибавилось и хозяйственных хлопот, поскольку по завещанию трое музыкантов - Римский-Корсаков, Глазунов и Лядов - становились во главе всех трех начинаний Беляева. Среди прочих это были премия Глинки и нотно-издательская фирма "М.П. Беляев" в Лейпциге.
В декабре 1905 года А.К. Глазунов становится руководителем старейшей в России Петербургской консерватории. Избранию Глазунова директором предшествовала полоса испытаний. Многочисленные студенческие сходки выдвигали требование автономии консерватории от императорского Русского музыкального общества. В этой ситуации, расколовшей педагогов на два лагеря, Глазунов четко определил свою позицию, поддержав студентов. В марте 1905 года, когда Римский-Корсаков был обвинен в подстрекательстве революционно настроенных студентов к возмущениям и уволен, А.Глазунов, А.Лядов, Ф.Блуменфельд и А.Вержбилович вышли из состава профессоров. Через несколько дней Глазунов дирижировал оперой Римского-Корсакова "Кащей Бессмертный", поставленной силами консерваторских студентов. Спектакль, насыщенный злободневными политическими ассоциациями, закончился стихийным митингом. Глазунов вспоминал: "Я тогда рисковал быть выселенным из Петербурга, но тем не менее я согласился на это". Как отклик на революционные события 1905 года появилась обработка песни "Эй, ухнем!" для хора и оркестра. Лишь после "Октябрьского манифеста" 1905 года, предоставления консерватории автономии и отделения ее от Русского музыкального общества, Глазунов в декабре того же года вернулся к преподаванию и вскоре стал первым выборным директором консерватории. Вновь став директором, он с присущей ему обстоятельностью вникал во все детали учебного процесса. И хотя в письмах композитор жаловался: "Я так перегружен консерваторской работой, что я не успеваю о чем-либо думать, как только о заботах настоящего дня", - общение с учениками стало для него насущной необходимостью. Молодежь также тянулась к Глазунову, чувствуя в нем истинного мастера и учителя.
О его чуткости и доброте ходили легенды. Так, он как-то обратил внимание на худенькую студентку, талантливую вокалистку. Девушка была весьма бедно одета. Узнав, что она обедает на четыре копейки в день, Глазунов вызвал ее к себе и объявил, что назначил ей стипендию - 25 рублей в месяц. На посту директора Глазунов провёл огромную работу: приводил в порядок учебные планы, основал оперную студию и студенческий оркестр, значительно повысил требования к студентам и преподавателям. Он принимал в консерваторию учеников не по национальным признакам, не по сословному происхождению, а лишь тех, на кого возлагал надежды как на прекрасных музыкантов. Среди них было большое количество малоимущих, и в их пользу, в кассу взаимопомощи учащихся, он отдавал весь свой директорский и профессорский оклад. Глазунов считал своим долгом лично присутствовать на всех экзаменах в конце каждого учебного года и писал характеристики на каждого студента. Например, в мае 1910 года он прослушал 771 человека и о каждом дал отзыв. Новая должность, однако, потребовала отхода от дел не только творческих, но и музыкальных. Нужно было решать и хозяйственные вопросы.
В 1907 году Петербург, Москва, Россия да и вся Европа поздравляли 42-летнего композитора, автора восьми симфоний, трех балетов, скрипичного концерта, квартетов, крупных фортепианных пьес, романсов; профессора и дирижера с 25-летием творческой деятельности. Оксфордский и Кембриджский университеты присвоили Глазунову звание доктора музыки. В начале XX века он был одним из столпов музыкального мира.
Однако далее целый ряд событий омрачил его жизнь. В конце 1906 года умирает Стасов, летом 1908 года скончался Римский-Корсаков. Через несколько лет умерли еще двое его друзей - Лядов и Танеев. У Глазунова не было семьи, он жил с матерью. После смерти близких друзей-единомышленников обострилась его неприязнь к тем композиторам-"новаторам", которые хотели ввести в музыку новое без должного изучения того, что было создано до них, и в поиске тем для творчества использовали неоправданно вульгарные или же нарочито сложные средства музыкальной выразительности. При этом Глазунов обладал несомненным талантом распознавать действительно одаренных людей. При всей своей нелюбви к формалистам он распознал в Д.Шостаковиче гения, и, когда того хотели лишить стипендии, буквально вышел из себя. "Да вы знаете, кто такой Шостакович?! - вскричал Глазунов. - Шостакович - одна из надежд нашего искусства!"
Для творчества Глазунова наступил менее плодотворный период. Педагогическая работа и дирижирование поглощали все его силы. Он пишет концерт для скрипки с оркестром (1905), к 1909 году делает эскизы новой симфонии, из которой написана была первая часть (клавир). После Восьмой симфонии прошло тридцать лет, когда Глазунов начал писать Девятую симфонию, но так и не закончил ее. Историческая миссия Глазунова-симфониста, завершившего блестящий период классической русской симфонии, была выполнена. В начале нового века музыка начала развиваться в ином, новом направлении.
Октябрьская революция застала Глазунова всецело поглощенным педагогической и общественной деятельностью. Он сумел остаться на своём посту, наладив отношения с новым режимом, и в частности с наркомом просвещения Луначарским, и сохранить за консерваторией престижный статус. 12 июля 1918 года Ленин подписал декрет, по которому Петроградская консерватория получала права высшего учебного заведения. Все это побуждало Глазунова доверять новой власти. Несмотря на трудности первых революционных лет, первый советский ректор консерватории отдавал всю энергию делу музыкального просвещения. Он посещал конкурсы самодеятельных артистов, выступал как дирижёр на фабриках, в клубах, принимал участие в музыкально-общественной жизни страны, участвовал в строительстве новой советской культуры. Глазунов привлек к работе в консерватории новые силы, стремясь обновить и пополнить состав профессуры.
В советские годы коммунисты старались привлечь Глазунова, человека с европейским именем, свободно говорившего на нескольких языках, доктора Кембриджского и Оксфордского университетов, к различным мероприятиям типа "смотра баянистов и гармонистов". Он не мог заставить себя заниматься этими "новшествами", но открыто протестовать был не в силах. На фотографиях того времени он выглядит грустным, понурым... В консерватории его не любили, считали стариком, ретроградом. Да и как иначе могли относиться к композитору старой школы, лично знавшему классиков мировой музыки, пролеткультовские "новаторы", требовавшие сбросить классику с парохода современности. Деятельность Глазунова получила всеобщее признание: в 1922 году в связи с 40-летием творческой деятельности ему было присвоено звание народного артиста Республики. Юбилей был отмечен рядом авторских концертов и постановкой балета "Раймонда". Тем не менее, против Глазунова в консерватории были настроены как некоторые группы профессоров, желавших более прогрессивных методов преподавания, так и студентов, жаждавших большей свободы.
Осенью 1928 года Глазунов был приглашён в Вену на композиторский конкурс, посвящённый столетию со дня смерти Франца Шуберта. Он поехал в Вену со своей женой - Ольгой Николаевной Гавриловой. Из Вены они выехали в Прагу, далее в Дрезден, Лейпциг и наконец оказались в санатории в замке Хорнегг в Гундельсхайме, где А.К. Глазунов прошел месячный курс лечения. Из Германии они переехали в Париж. Командировка заканчивалась и нужно было возвращаться в Россию, но ухудшившееся здоровье не позволяло этого сделать. Помимо того нужно было побороть и осадок от постоянных столкновений и пререканий с группой профессоров Ленинградской консерватории во главе с Б.Асафьевым.
Возвращаться в Советскую Россию он не спешил. А на вопросы, какая причина заставляет его задержаться за границей, отвечал, что "хотел бы еще подлечиться" и что вернуться в СССР он хочет "в более или менее здоровом состоянии". Глазунов всегда заявлял, что его отъезд за границу был обусловлен слабым здоровьем, а не идеологическими причинами, что позволило ему сохранять творческие связи с ленинградской музыкальной общественностью. Глазунов формально числился ректором консерватории до 1930 года (его обязанности исполнял Максимилиан Штейнберг). В письмах тех лет он часто жаловался на усталость, много говорил о болезнях. Но и тогда Глазунов продолжал композиторскую и дирижерскую деятельность, хотя условия для творчества были, по его словам, "далеко не благоприятны", а концертные турне очень утомительны. Некоторое время Глазунов выступал как дирижёр, а в 1932 году в связи с ухудшившимся здоровьем вместе с женой поселился в Париже, где изредка сочинял музыку. Конечно, дело было не только в болезни и концертах. В 1920-е годы Глазунова часто упрекали в "старомодности" и "консерватизме". Полемика иногда принимала жесткие формы, а борцом Глазунов никогда не был, о чем он откровенно написал А.В. Луначарскому, прося об очередном продлении командировки.
В 1928-1929 годах он дирижировал концертами из своих произведений в Париже, Мадриде, Лиссабоне и Валенсии. Успех был величайшим. Ассоциация музыкантов и художников Лиссабона избрала Глазунова своим почетным членом. В Испании успех сопутствовал ему везде. В ноябре 1929 года он впервые посетил Америку, где дал концерты в Детройте, Нью-Йорке, Бостоне и Чикаго. В США Глазунов дирижировал свою Шестую симфонию, вместе с Владимиром Горовицем и Осипом Габриловичем он исполнял русскую программу. В Чикаго Александр Константинович простудился и заболел, что нарушило почти все планы. Вместо десяти концертов состоялось только семь. Тем не менее, Глазунов был очень доволен. Он восхищался: "здесь настоящая зима со снегом, что произвело на меня большое впечатление, так как я видел зиму за полтора года лишь во сне..." В феврале 1930 года состоялся отъезд из Америки. Только на сей раз с чувством некой горечи, ибо устроители турне не только не выплатили большую сумму денег (гонорары за концерты были довольно умеренными), но и вели себя безобразно. Больной композитор и дирижер для них уже не был полноценным человеком.
В 1930 году он дирижировал своими сочинениями в Лодзи, Варшаве и Праге. К июлю А.К. Глазунов закончил сочинять Седьмой квартет и сразу же уехал с женой на летний отдых к Альпам в Савойю. Отсюда они выезжали в Женеву, где гуляли вдоль озера и посещали русскую церковь. Свое 65-летие Александр Константинович отпраздновал у подножия Монблана. Возвращение в Париж состоялось в конце сентября. Так как постоянной квартиры еще не было, то поначалу Глазуновы жили в семейном пансионе мадам Лазаревой у Люксембургского сада. Виды на будущее были покрыты мглой. Из Америки не поступали причитающиеся деньги ни за прошедшее турне, ни за последний квартет. Назначенная в Вену концертная поездка была отменена, как считал Глазунов, "вероятно, из-за приезда туда Игоря Стравинского".
10 декабря 1930 года А.К. Глазунов пишет: "Конечно, педагогическая деятельность мне мало улыбается. Я музыкант прежних убеждений, а молодое поколение, зараженное всеотрицанием и впитавшее в себя потуги и дерзость модернистов, вряд ли отнесется сочувственно к моему направлению, которого я менять не могу. Здесь я пришелся не по вкусу. С дирижированием для граммофонных дисков ничего не вышло. Концертов не предвидится... Настроение мое скверное, и мне нездоровится. Финансы плохи - до сих пор Америка не выплатила долги. Решил ехать в Берлин на риск". В Берлин его пригласили на первое представление "Князя Игоря" в интерпретации известного дирижера Лео Блеха. К этому событию Глазунов написал краткое воспоминание о Бородине. В Берлине композитор находился пять месяцев, выезжая несколько раз в Лейпциг, а в марте 1931 года направился в Латвию, где дважды дирижировал "Раймонду". В Риге на вокзале Глазунова встречала большая делегация во главе с И.И. Витолем. Пришли также профессора Рижской консерватории, студенты, балетмейстер театра в Риге А.А. Федорова (бывшая балерина Мариинского театра, она же и исполняла в "Раймонде" заглавную партию). В июне Глазуновы вернулись в Париж, а оттуда поехали на отдых в Альпы.
К тому времени Глазунов уже не был директором Ленинградской консерватории, но до конца своих дней он не терял с ней связи. В 1931 году к Глазунову приехала депутация профессоров Русской консерватории в Париже с официальным предложением возглавить консерваторию. Но Александр Константинович категорически отказался. Причина для этого была: он не желал стать мишенью для двух враждующих сторон. Нельзя забывать, что до последнего дня своей жизни Глазунов имел только советское гражданство и жил в Париже с "красным паспортом". Для очень многих эмигрантов сей факт означал что-то ужасное: если не агент, то, по крайней мере, сочувствующий большевикам. А как бы отреагировали на "директорство" по ту сторону? Продался врагам, а то и хуже.
Тем более что в Париже в это время известный раскрыватель агентов ГПУ В.Л. Бурцев призывал в прессе эмиграцию: "Остерегайтесь!.. Всем известно, как наводнена Европа советскими агентами, начиная от профессиональных гастролеров, предназначенных для пропаганды среди европейских рабочих, и кончая молодыми, красивыми женщинами, интересующимися, главным образом, тайнами эмигрантских организаций... Один из этих агентов, циничность и откровенность работы которого превосходят все пределы, заставляет нас теперь же назвать его имя. Этот агент - дама, артистка Александрийского театра Наталия Сергеевна Рашевская, по мужу Колчина. Связи ее с ГПУ исходят из самых высших кругов. За границу она командирована грозой Северного района России - начальником петроградского ГПУ Мессингом... Еще два года тому назад мы обращали внимание на деятельность этой дамы. Так, в номере 25 "Борьбы за Россию" мы писали... артистка Н.С. Рашевская и Р.Я. Ушакова. Мы не знаем, приезжают ли эти дамы за границу только для отдохновения и развлечения или попутно им даются какие-либо поручения по завязыванию связей... Соответствующая деятельность их в Петрограде во всяком случае не вызывает сомнений у лиц, со слов которых мы печатаем настоящее предостережение". Глазунов старался оставаться в стороне от подобных подозрений и кривотолков. Ведь еще в 1928 году дочь министра при Александре II и сестра видного деятеля кадетской партии В.Д. Набокова - В.Пыхачева (урожд. Набокова) выпустила свои воспоминания. Описывая Мариинский театр, где Глазунов продолжал дирижировать, она называет его "ближайшим другом всех главарей ГПУ, прокуроров и всех Неронов вообще".
Вдали от Родины Глазунов сочинил лишь два инструментальных концерта (для саксофона и виолончели) и два квартета. 4 октября 1931 года Александр Константинович впервые сыграл в Париже свой Виолончельный концерт. В первую неделю ноября состоялась поездка в Амстердам, где была исполнена Четвертая симфония под управлением В.Менгельберга, а второй частью (поэма "Весна" и Скрипичный концерт) дирижировал сам Александр Константинович. Накануне Глазунов внезапно заболел. Несмотря на высокую температуру, он вышел на сцену, что вызвало у музыкантов невероятную приподнятость духа, и, может быть, именно поэтому играли как нельзя лучше.
Напоминали о недомогании ноги. Первые утренние шаги давались Глазунову с большим трудом, но потом все успокаивалось. Диагноз он поставил себе сам: "Больше всего похоже на ревматизм и невралгию". Однако врачи определяют у композитора экзему левой ноги, которая не поддается лечению. Приходится много лежать, и это сказывается на его настроении и работе. 11 февраля 1932 года он сообщает дочери: "Постепенно, сидя дома, я одичал, и когда третьего дня меня вывезли в зал Гаво, где я аккомпанировал на юбилее художника Коровина певице Садовской, я чувствовал себя смущенным и расстроенным. Обычная сутолока и бестолковщина на юбилейных концертах, притом устраиваемых русскими, меня очень утомила. Всех нас, артистов, торопили и просили сокращать программы, а "оратели" говорили без конца. Коровина чествовали очень серьезно, но я не выходил на эстраду вторично и не попал на фотографию..."
Душевное состояние композитора отражается как нельзя лучше в письме от 9 марта 1932 года: "Как русский, я очень страдаю, что нет родины и приходится скитаться вне ее без определенной цели. Болезнь свою переношу пока довольно терпеливо, но что будет дальше, когда терпение лопнет..." Концертов совсем мало. Приглашать на выступления больного композитора, даже и с мировым именем, считалось большим риском. Среди устроителей концертов, директоров и импресарио разошлись сообщения о срывавшихся из-за болезни выступлениях, и мало кто изъявлял желание приглашать - а вдруг снова срыв. Публика в эти тяжелые 1930-е годы растаяла, и сохранившийся круг любителей отдавал предпочтение выступлениям самих композиторов, а небольшая кучка этих знаменитостей исполняла главным образом самих себя. Для постоянных турне с дальними маршрутами нужно быть и здоровым, и молодым. Болезни же у Глазунова не унимались.
1932 год - сплошные болезни. А.К. Глазунов едва может передвигаться, гастрольные поездки утомляют, отменяются любые выезды. К экземе прибавилась опухоль на правой ступне, кожа лопалась. Но он не сдавался и продолжал работать над Квартетом для четырех саксофонов. "Стал отвратительно спать... перестал выходить из дому... За последнее время болят и суставы в руках, и мне трудно вертеть руками. Думаю, что сейчас я бы не был в состоянии дирижировать… Память стала мне изменять, и мне стоило громадных усилий, чтобы вспомнить какую-нибудь улицу Питера..." Но несмотря ни на что ("мысли мои о музыке моей переживают вялость, не то что полгода тому назад, когда я кончал "Саксофонию"), А.К. Глазунов пишет воспоминания о Н.А. Римском-Корсакове по случаю 25-летия со дня его смерти, а также часто исполняющуюся на Западе пьесу "Эпическая поэма" и посвящает ее Академии искусств. Следующие два года прошли в невероятной борьбе с болезнями и попытках работать. В сентябре 1934 года А.К. Глазунов окончил в эскизе Концерт для саксофона и посвятил его датскому саксофонисту С.Рашеру, исполнившему Концерт позже в Англии и Скандинавии.
1935-й год был связан с большим упадком сил. Пришлось отменить намечавшиеся концертные поездки в Ригу, Таллинн и Каунас. В залах Парижа в это время исполняют Пятую и Шестую симфонии, "Эпическую поэму", "Стеньку Разина" и многое другое. Шарль Видор устроил в историческом Павильоне де Каэн вечер произведений А.К. Глазунова, что вызвало у композитора радостное настроение. Он посещает разные репетиции и присутствует на некоторых концертах. Состояние здоровья ухудшается: простуды, боли и экзема уха, экзема лица, воспаление вен. Доктора запрещают читать и писать, приходится носить темные очки. Он не может не только ходить или стоять, больно даже лежать. Играть на фортепиано Александр Константинович может главным образом левой рукой. И все же ему удается, хоть и с величайшим трудом, принять участие в конкурсе шестнадцати трио по случаю 50-летия издательства М.Беляева.
3 марта 1936 года в Париже играл Рахманинов, сбор от концерта предназначался в пользу русских благотворительных организаций во Франции. А.К. Глазунов намеревался посетить концерт, но чувствовал себя настолько плохо, что вообще не мог покинуть квартиру. Нужно было беречь последние силы: афиши и газеты сообщали, что симфонический оркестр "Lamoureux" свой очередной концерт даст 21 марта в зале "Гаво" и посвящает его 70-летию со дня рождения Глазунова. Но 8 марта состояние здоровья композитора настолько ухудшилось, что его увезли в клинику Вилла Боргезе в Пари-Нёйи. После довольно тяжелой недели наступило улучшение, но в ночь на 21 марта случился тяжелый приступ уремии. Родные дежурили у его кровати всю ночь, и в 8 часов утра он тихо и мирно скончался на руках своей жены. Вечером зал "Гаво" был переполнен, и дирижер оркестра Эжен Биго сообщил публике о кончине Александра Константиновича Глазунова. Назначенный по поводу 70-летнего юбилея концерт звучал в память о великом композиторе.
Заупокойная литургия и отпевание усопшего состоялись 24 марта в 10 часов утра в русском кафедральном храме св. Александра Невского. Служил митрополит Евлогий с протоиереями о.Смирновым и о.Сахаровым. Пел большой митрополичий хор под управлением Н.П. Афонского. Храм был настолько переполнен, что более сотни присутствовавших оказались за его пределами. Гроб утопал в цветах: венки от семьи, от Музыкального общества, Русской консерватории в Париже, от беляевцев, Хора донских казаков, французских учреждений... Всех присутствовавших на отпевании не перечислить, но среди них были: Попечительный совет для поощрения русских композиторов и музыкантов (Н.В. Арцыбушев, Н.Н. Черепнин и Ф.А. Гартман); весь балет Монте-Карло во главе с директором Р.Блюмом, Верой Немчиновой, М.Фокиным; солисты и солистки Русской оперы в Париже во главе с директором - князем Церетели; Русская консерватория в полном составе во главе с председателем - князем С.М. Волконским; Российское музыкальное общество во главе с председателем Н.Ф. Алексинской; принцесса Е.Заксен-Альтенбургская: ряд известных французских дирижеров, композиторов и музыкантов. Были дочери С.В. Рахманинова - княгиня И.С. Волконская и Т.С. Конюс; князья В.Вяземский, С.Н. Гагарин, П.Оболенский, В.Трубецкой; барон де Монтаньяк, граф Сюзор, В.А. и М.А. Маклаковы, П.Н. и Н.В. Милюковы, М.Гучкова; генерал Е.К. Миллер; адмиралы М.А. Кедров, П.Б. Муравьев; делегация лейб-гвардии Измайловского полка; представители искусства - Медея Фигнер, Серж Лифарь, А.Н. Бенуа, Н.А. Тэффи, А.Седых, Н.Аронсон (снявший посмертную маску), Н.В. Плевицкая...
В 13 часов под пение "Святый Боже" гроб из церкви вынесли друзья и почитатели композитора, он был доставлен на кладбище Нуво Симетьер, де Нёйи (Nouveau Cimetiere de Neuilly). Согласно последней воле почившего на кладбище присутствовали только семья и близкие друзья. Под пение квартета профессора Н.Н. Кедрова состоялось погребение. Все парижские газеты поместили некрологи. В газете "Последние новости" от 29 марта 1936 года появилась статья уже известной тогда журналистки и писательницы Нины Берберовой: "Он был единственный из тех, кого я имела счастье видеть, кто знал Чайковского, будучи вполне взрослым человеком, кто пил с ним у Палкина, кто видел его в трудные минуты жизни. Они ехали вдвоем по Невскому на извозчике, ночью, после Шестой симфонии, и Глазунов молчал, потому что имел право не льстить Чайковскому. Он говорил о том, как Лядов и он, Глазунов, одно время были в Чайковского "влюблены", - он казался им самым "волшебным", волшебнее "наших всех".
Живя в Париже, Глазунов прекрасно знал, что происходит в Сталинском СССР, - окружавшие его эмигранты доходчиво объясняли ему это. И все же композитор неизменно возвращался мыслями к Родине, к соратникам, к консерваторским делам. Он писал коллегам и друзьям: "Мне вас всех недостает". Несмотря ни на что, Глазунов рассчитывал на возвращение, но сделать этого не успел… В 1972 году прах А.К. Глазунова перевезён в Ленинград и торжественно захоронен в Некрополе Мастеров искусств (Тихвинское кладбище) Александро-Невской лавры. Скульптурный портрет композитора был выполнен в 1951 году (арх. Р.Дюпарк, ск. К.Альтенбернд).
Один из крупнейших русских композиторов конца XIX - начала XX веков, А.К. Глазунов - соратник композиторов "Могучей кучки", друг А.Бородина, дописавший по памяти его незавершенные сочинения, и педагог, который в годы послереволюционной разрухи поддержал юного Д.Шостаковича... В судьбе А.Глазунова воплотилась преемственность русской и советской музыки. Прочное душевное здоровье, сдержанная внутренняя сила и неизменное благородство - эти черты личности композитора привлекали к нему музыкантов-единомышленников, слушателей, многочисленных учеников. Созвучность времени, ощущение исторической перспективы присуще Глазунову во всех жанрах. Логическая точность и рациональность конструкции, активное использование полифонии - без этих качеств невозможно представить себе облик Глазунова-симфониста. Эти же черты в разных стилистических вариантах стали важнейшими признаками музыки XX века. В.Стасов назвал Глазунова "русским Самсоном". Действительно, только богатырю под силу утвердить неразрывную связь русской классики и нарождающейся советской музыки, так как это сделал Глазунов.
