Русский писатель, представитель "просветительной философии" А.Н. Радищев родился 20 (31) августа 1749 года в селе Верхнее Аблязово Кузнецкого уезда Саратовской губернии (ныне с.Радищево Кузнецкого района Пензенской обл.). Его дед, Афанасий Прокофьевич Радищев, был одним из потешных Петра Великого, дослужился до бригадирского чина и дал своему сыну, Николаю Афанасьевичу, хорошее по тому времени образование. Николай знал несколько иностранных языков, был знаком с историей и богословием, много читал. Он был состоятельным помещиком, но крестьяне, а их было более 3 тысяч, его очень любили. Во время Пугачевского бунта, когда Николай со старшими детьми спрятался в лесу, а младших детей отдал на руки крестьянам, никто не выдал его.
Александр был его старшим сыном и любимцем матери, Феклы Степановны, урожденной Аргамаковой. Семья Аргамаковых принадлежала к передовой московской дворянской интеллигенции. Родители Александра были культурными людьми и старались дать сыну хорошее образование. Детство Радищева прошло в Аблязове; дом Радищевых был большой, богатый, многолюдный. У Александра Николаевича было 6 братьев и 4 сестры, дети росли в окружении крепостной "дворни" и хорошо знали деревню. Русской грамоте он выучился по часослову и псалтырю. За будущим писателем ходил дядька, видимо тоже крепостной, Петр Мамонтов, который рассказывал мальчику сказки.
Когда Александру было 6 лет, к нему был приставлен учитель француз, но выбор оказался неудачный: учитель, как потом узнали, был беглый солдат. Тогда отец решил отправить мальчика в Москву. Здесь Радищев был помещен у родственника своей матери, М.Ф. Аргамакова, человека умного и просвещенного, и поручен заботам очень хорошего француза-гувернера, бывшего советника руанского парламента, бежавшего от преследований правительства Людовика XV. Очевидно, от него Радищев узнал впервые некоторые положения философии просвещения. М.Ф. Аргамаков, по своим связям с только что открытым Московским университетом (другой Аргамаков, Алексей Михайлович, был первым директором университета), предоставил Радищеву возможность пользоваться уроками профессоров. В доме бывали профессора университета, дававшие уроки хозяйским детям, вместе с которыми занимался и маленький Радищев.
Конец 1750-х - начало 1760-х годов, время жизни и обучения Радищева в Москве, были годами брожения умов и подъема литературной борьбы. В Москве издавались журналы, собирались литературные и научные общества, кружки; в культурных дворянских домах и кабинетах разночинцев шли споры о правительстве, крепостном праве, о бюрократии, образовании, поэзии. Атмосфера недовольства правительством Елизаветы не разрядилась и при Петре III, вызвавшем еще большее возмущение в различных слоях общества. Все это, а также лекции передовых мыслителей-профессоров и либеральное окружение повлияло на мальчика Радищева. Это была первая "закваска" будущего якобинства.
28 июня 1762 года в результате дворцового переворота на престол вступила Екатерина II. Свергнув своего мужа Петра III, новая императрица публично осудила его как государя-деспота и противопоставила низложенному царю себя - просвещенную государыню. Тем самым Екатерина сразу же охарактеризовала свое правление как просвещенную монархию, отличную от государств с деспотическим строем. Обстоятельства складывались для Радищева как нельзя лучше. Во время торжеств в Москве, связанных с коронацией Екатерины II, 25 ноября 1762 года императрица "пожаловала в пажи" 13-летнего Александра Радищева. Он был зачислен в Пажеский корпус в Санкт-Петербурге. Это было устроено, без сомнения, хлопотами Аргамаковых. Сначала Екатерина и правительство находились в Москве, где должна была происходить коронация. Только в начале 1764 года в Петербург вернулся двор, а за ним пажи, в том числе и "новопожалованный" Александр Радищев.
Пажеский корпус не был серьезным учебным заведением. Главная его цель заключалась в том, чтобы, неся службу при дворе, пажи имели возможность получать образование и воспитание. Всем наукам обучал пажей во времена Радищева один педагог - француз Морамбер. Пажеский корпус готовил придворных, и пажи были обязаны прислуживать на балах, в театре, за парадными обедами. Радищев из атмосферы серьезных умственных и общественных интересов попал ко двору. Из среды Аргамаковых, Фонвизиных, Херасковых он вынес идеалы общественного служения, неприятие рабства, деспотии, презрение к низости льстецов и теперь воочию увидел подлость, интриги, воровство - весь механизм рабовладельческой деспотии, увидел все это в самом дворце, и ему, скромному пажу, раскрылась оборотная сторона императорского двора. В Пажеском корпусе Радищев дружил с Алексеем Михайловичем Кутузовым. Этот пылкий, идеально настроенный юноша стал самым близким Радищеву человеком. Они жили в одной комнате в течение 14 лет, читали одни и те же книги, вместе учились, мечтали. За годы пребывания в Пажеском корпусе Радищев сблизился также с А.К. Рубановским, П.И. Челищевым, С.Н. Яновым, познакомился с Д.И. Фонвизиным, брат которого был товарищем Радищева по корпусу. Здесь он приобщился к просветительской философии и литературе, знакомство с которыми в ту эпоху было своего рода признаком светской образованности. Вместе с тем Радищев имел возможность наблюдать постоянную борьбу между придворными за высокие места в дворцовой иерархии, за влияние на императрицу.
Четыре года Радищев учился в корпусе, и, бывая во дворце, мог наблюдать нравы двора. В 1765 году Екатерина повелела отправить в Лейпциг двенадцать молодых дворян, в том числе шесть пажей, из наиболее отличившихся поведением и успехами в учении, чтобы они обучались там в университете и, став образованными юристами, смогли впоследствии служить в правительственном аппарате. Среди этих двенадцати был и Радищев.
При отправке студентов за границу в конце сентября 1766 года была дана инструкция относительно их занятий, написанная собственноручно Екатериной II. В этой инструкции читаем: "1) Обучаться всем латинскому, французскому, немецкому и, если возможно, славянскому языкам, в которых должны себя разговорами и чтением книг экзерцировать. 2) Всем обучаться моральной философии, истории, а наипаче праву естественному и всенародному и Римской истории и праву. Прочим наукам обучаться оставить всякому по произволению". На содержание студентов были назначены огромные по тем временам средства - по 800 рублей (с 1769 года - по 1000 руб.) в год на каждого. Но приставленный к дворянам в качестве воспитателя ("гофмейстера") майор Бокум утаивал значительную часть денег в свою пользу, так что студенты сильно нуждались. Их поместили в сырой, грязной квартире. Радищев, по донесению кабинет-курьера Яковлева, "находился всю бытность (Яковлева) в Лейпциге болен, да и по отъезде еще не выздоровел, и за болезнью к столу ходить не мог, а отпускалось ему кушанье на квартиру. Он в рассуждении его болезни, за отпуском худого кушанья, прямой претерпевает голод".
Бокум был человек грубый, необразованный и жестокий, дозволявший себе применять к студентам телесные наказания, иногда очень сильные. К тому же он был крайне хвастлив и невоздержан, что ставило его постоянно в неловкие и комические положения. С самого выезда из Петербурга у Бокума начались столкновения со студентами; неудовольствие их против него росло и наконец выразилось в крупной истории. Бокум постарался выставить студентов бунтовщиками, обратился к содействию Лейпцигских властей, потребовал солдат и посадил всех русских студентов под караул. Только вмешательство российского посла, князя А.М. Белосельского-Белозерского, не дало этой истории окончиться так, как ее направлял Бокум. Посол освободил заключенных, вступился за них, и хотя Бокум остался при студентах, но стал обходиться с ними лучше, и столкновения больше не повторялись. Бокума уволили лишь тогда, когда Радищев уже собирался ехать на родину.
Но это был не единственный подобный случай. Студенты учинили еще одну своего рода забастовку, когда отказались слушать курс международного права у профессора Беме, сухого старика, чуждого идейных запросов молодежи и заявили, что они лучше будут изучать книгу Мабли о том же предмете. В это время аббат Габриэль Бонно де Мабли уже был известен как политический писатель, демократ и радикал; выдвижение его имени не могло быть случайным, "невинным". Неудачно также было избрание для студентов духовника: с ними был отправлен иеромонах Павел, человек веселый и добродушный, но малообразованный, вызывавший насмешки студентов и не имевший никакого влияния на их ум и нравственность. В итоге, молодые люди проказничали и вольнодумствовали.
Из товарищей Радищева был особенно заметен Федор Васильевич Ушаков, по тому влиянию, какое он оказал на Радищева, написавшего его "Житие" и напечатавшего некоторые из сочинений Ушакова. Одаренный пылким умом, 19-летний Ушаков был самым старшим из всей группы, отправившейся в Лейпциг. До отъезда за границу он служил секретарем при статс-секретаре и тайном советнике Г.Н. Теплове, работал по составлению рижского торгового устава. Ушакову предсказывали быстрое возвышение по административной лестнице, "многие обучалися почитать его уже заранее". Когда Екатерина II приказала отправить дворян в Лейпциг, Ушаков пренебрег карьерой и решил ехать за границу, чтобы вместе с юношами сесть на ученическую скамью. Благодаря ходатайству Теплова, ему удалось исполнить свое желание. Ушаков был более опытным, чем другие его сотоварищи, которые признали сразу его авторитет. Он был для студентов примером серьезных занятий, руководил их чтением, внушал им твердые нравственные убеждения. Он учил, например, что тот может побороть свои страсти, кто старается познать истинное определение человека, кто "величайшее услаждение находит в том, чтобы быть отечеству полезным и быть известным свету". Здоровье Ушакова было расстроено еще до поездки за границу, а в Лейпциге оно ухудшилось из-за образа жизни и чрезмерных занятий; он опасно заболел. Когда доктор, по его настоянию, объявил, что "завтра он жизни уже не будет причастен", Ушаков твердо встретил смертный приговор, хотя, "нисходя во гроб, за оным ничего не видел". Он простился с друзьями, потом, призвав к себе одного Радищева, передал ему свои бумаги и сказал: "Помни, что нужно в жизни иметь правила, дабы быть блаженным". Последние слова Ушакова "неизгладимой чертой ознаменовались на памяти" Радищева. Перед смертью, ужасно страдая, Ушаков просил своих товарищей дать ему яду, чтобы поскорее окончились его мучения. Ему в этом было отказано, но это заронило в Радищеве мысль, "что жизнь несносная должна быть насильственно прервана". С тех пор самоубийство сделалось одним из любимых предметов его размышлений. Ушаков умер в 1770 году на 21-м году жизни.
В годы пребывания в Лейпциге (1767-1771) кроме юридических наук Радищев занимался естествознанием, химией, медициной. Особую роль в его формировании сыграли труды французских философов-просветителей - Вольтера, Монтескье, Руссо, Мабли, Гольбаха, особенно Гельвеция, по книге которого "об уме", по словам Радищева, он и его товарищи "мыслить научилися". Радищев проявил блестящие способности в учении. Он был мастер во всем: от танцев до философских рассуждений о бренности бытия.
Занятия студентов в Лейпциге были разнообразны. Они слушали философию у Платнера, который, когда его в 1789 году посетил Карамзин, с удовольствием вспоминал своих русских учеников, особенно Кутузова и Радищева. Студенты слушали лекции Геллерта или, как писал Радищев, "наслаждалися его преподаванием в словесных науках". Историю слушали у Бема, право - у Гоммеля. По словам из официального письма 1769 года, "все с удивлением признаются, что в столь короткое время оказали они (студенты) знатные успехи, и не уступают в знании тем, кто издавна там обучается. Особливо же хвалят и находят отменно искусными: во-первых, старшего Ушакова (в числе студентов было двое Ушаковых), а по нем Янова и Радищева, которые превзошли чаяние своих учителей".
По своему "произволению" Радищев занимался медициной и химией, причем серьезно, так что выдержал экзамен на врача и потом с успехом занимался лечением. Занятия химией тоже остались одним из его любимых дел. Согласно инструкции, студенты изучали языки; как шло это учение нам неизвестно, но Радищев хорошо знал немецкий, французский и латинский, позднее выучил английский и итальянский. Проведя несколько лет в Лейпциге, он, как и его товарищи, сильно позабыл русский язык, так что по возвращении в Россию занимался им под руководством А.В. Храповицкого, секретаря Екатерины. В общем, Радищев в Лейпциге приобрел разнообразные научные познания и сделался одним из самых образованных людей своего времени не только в России. Он не прекращал занятий и усердного чтения во всю свою жизнь.
Осенью 1771 года Радищев и его товарищи вернулись в Петербург. Они возвращались на родину, полные высоких помыслов о служении обществу, горячей преданности отечеству, полные желания проводить в жизнь передовые идеалы, которые они усвоили за эти годы. Вскоре Радищев, как и его товарищ Алексей Кутузов, поступил на службу "мелкой сошкой" - протоколистом с чином титулярного советника в Сенат, "хранилище законов", по определению Екатерины. Но друзья недолго прослужили там: им мешало плохое знание русского языка, тяготило грубое обращение начальства. Уже через 2 года, не выдержав мелкой рутины, Кутузов перешел в военную службу, а Радищев поступил в штаб командовавшего в Петербурге Финляндской дивизией генерал-аншефа графа Я.А. Брюса, в качестве обер-аудитора (дивизионного прокурора), и выделился добросовестным отношением к своим обязанностям. Конечно, и эта служба, проходившая в годы крестьянского восстания Е.Пугачева, не была приятна Радищеву: военный суд был едва ли не самым свирепым орудием классового господства помещиков.
К этому времени относится начало его литературной деятельности. В 1771 году, еще в Лейпциге, выходит перевод брошюры греко-албанского политического деятеля Антона Гики "Желания греков к Европе христианской". Брошюра призывала общественное мнение вступиться за греков и их независимость. Радищев подчеркивал в своем тексте тему угнетения, рабства народа. Так, например, он переводит: "В рабском состоянии всякая добродетель есть преступление, которое злодейством против тирана почитается". В переводе, появившемся позднее в "Ведомостях", это место выглядит менее резко: "Все великодушные добродетели почитаются преступлением в людях подобного состояния".
В 1772 году Радищев знакомится с Н.И. Новиковым, издававшим журнал "Живописец". В пятом номере "Живописца" был анонимно опубликован очерк под названием "Отрывок путешествия в ***И***Т***". Ученые долго спорили о том, кто был автором "Отрывка", имевшего антикрепостнический характер. Лишь недавно установили, что им был Александр Радищев. "Отрывок" произвел шум в обществе. На "верхах" были крайне недовольны им и обвиняли автора в том, что он оскорбляет "весь дворянский корпус". Но ни Новиков, ни Радищев не испугались. Тогда же в "Живописце" он издал свой перевод Мабли "Размышления о греческой истории" (1773), в котором характеризовал самодержавие, как "наипротивнейшее человеческому естеству состояние". Ненавистная служба не помешала Радищеву завести знакомства и в "большом свете", и в кругу литераторов. Обаяние его личности, его образованность, глубина мысли, в то же время благородная внешность сделали его желанным гостем и в великосветских гостиных, и в Английском клубе, и в кабинетах писателей. Первые же выступления Радищева в печати стали началом его трагического пути проповедника свободы, а первое его оригинальное произведение - наброском основного его труда - "Путешествия из Петербурга в Москву".
В 1775 году один из товарищей Радищева по Лейпцигу, Рубановский, познакомил его с семьей своего старшего брата, на дочери которого, Анне Васильевне, он и женился. В том же году, году расправы с Пугачевым, Радищев вышел в отставку с чином армии секунд-майора - по семейным обстоятельствам, и уехал в имение, где некоторое время жил с супругой в уединении.
В самом конце 1777 года Радищев вернулся в Петербург и по рекомендации графа А.Р. Воронцова был вновь определен на службу, на этот раз в государственную Коммерц-коллегию на асессорскую должность. Он быстро освоился с подробностями порученных коллегии торговых дел, заявил о себе как о человеке с твердым характером и предельной честностью. Вскоре ему пришлось участвовать в разрешении одного дела, где целая группа служащих, в случае обвинения, подлежала тяжелому наказанию. Все члены коллегии были за обвинение, но Радищев, изучив дело, решительно стал на защиту обвиняемых. Он не согласился подписать приговор и подал особое мнение; напрасно его уговаривали, пугали немилостью президента коллегии, графа А.Р. Воронцова, - Радищев не уступал; пришлось доложить об его упорстве Воронцову. Тот сначала действительно разгневался, но все-таки потребовал дело к себе, внимательно пересмотрел его и согласился с мнением Радищева: обвиняемые были оправданы. Однако это не способствовало его душевному равновесию, так как большинство чиновников в то время без зазрения совести брали взятки и посмеивались над этим поборником справедливости.
Из Коммерц-коллегии Радищев в 1788 году по рекомендации А.Р. Воронцова был переведен в петербургскую таможню, помощником управляющего, а потом (с 1790 года) и управляющим. На службе в таможне Радищев тоже успел выделиться своим бескорыстием, преданностью долгу, серьезным отношением к делу. Одновременно он принимал участие в работе Комиссии о коммерции, был членом казенной палаты Петербургского губернского правления.
После смерти горячо любимой жены, Анны Васильевны (1783) Радищев стал искать успокоения в литературной работе. Вот как Радищев описывал свое моральное состояние: "Смерть жены моей погрузила меня в печаль и уныние и на время отвлекла разум мой от всякого упражнения". Вероятно, в это время он участвовал в издании "Почты Духов" И.А. Крылова, но это не может считаться доказанным. По настоящему литературная деятельность Радищева начинается только в 1789 году, когда им было напечатано "Житие Федора Васильевича Ушакова с приобщением некоторых его сочинений".
Над своим главным произведением "Путешествие из Петербурга в Москву" А.Н. Радищев работал несколько лет, с середины 1780-х годов. Завершив первую редакцию книги в середине 1788 года, он дополнял и расширял ее до апреля 1790 года. В 1789 году Радищев провел рукопись "Путешествия" через цензуру Управы благочиния. Сам петербургский обер-полицеймейстер Н.И. Рылеев разрешил книгу к печати, не прочитав ее и, вероятно, положившись на "невинное" название или в угоду кому-либо из знатных покровителей Радищева. Воспользовавшись указом Екатерины II о вольных типографиях, Радищев приобрел печатный станок и завел домашнюю типографию, в которой наборные и печатные работы производили его слуги под его руководством. В этой типографии Радищев и напечатал в начале 1790 года "Письмо к другу, жительствующему в Тобольске", а в конце мая - "Путешествие из Петербурга в Москву", с эпиграфом из Телемахиды: "Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй".
Поскольку им было получено разрешение на издание книги, Радищев открыто напечатал ее в количестве 650 экземпляров, а потом, в мае 1790 года, спокойно пустил ее в продажу. В конце книги даже было указано: "С дозволения Управы благочиния". Книга выглядела вполне безобидно, однако под дорожными заметками, в форме которых было написано произведение, скрывалась жесткая критика рабского положения крепостных крестьян и пороков деградировавшего дворянства. Книга начинается с посвящения "А.М.К., любезнейшему другу", т.е. товарищу Радищева, А.М. Кутузову. В этом посвящении автор пишет: "Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человеческими уязвлена стала". Для достижения блаженства надо отнять завесу, закрывающую природные чувствования. Всякий может сделаться соучастником в блаженстве себе подобных, противясь заблуждениям. "Се мысль, побудившая меня начертать, что читать будешь".
"Путешествие" разделяется на главы; первая называется "Выезд", а последующие носят названия станций между Петербургом и Москвой; оканчивается книга приездом и восклицанием: "Москва! Москва!" "Путешествие в Москву", принесшее несчастие и славу Радищеву, было, в общем, очень посредственным произведением с "варварским слогом". Сетования на несчастное состояние народа, на насилие вельмож преувеличены и пошлы. Порывы чувствительности, жеманной и надутой, иногда чрезвычайно смешны. Какую цель имел Радищев, издавая эту книгу? На этот вопрос вряд ли он сам мог бы ответить удовлетворительно. Влияние его было ничтожно. Все прочли книгу и забыли ее, несмотря на то, что в ней есть несколько благоразумных мыслей, благонамеренных предположений. Если подумать, какие люди окружали престол Екатерины, - то поступок Радищева покажется поступком сумасшедшего. Мелкий чиновник, человек без всякой власти, без всякой опоры, дерзает вооружиться против общего порядка, против самодержавия, против Екатерины! Радищев был один. У него не было ни товарищей, ни соумышленников.
В мае 1790 года Радищев передал книгопродавцу Зотову 25 экземпляров отпечатанной книги для продажи. Несколько книг автор подарил своим друзьям; один послал Г.Р. Державину в знак уважения к его творчеству. Книгу заметили не сразу, вероятно потому, что первые страницы были чрезвычайно скучны и утомительны, однако потом начался шум. Экземпляры, продававшиеся Зотовым, разошлись моментально. Многие приходили к Зотову в Гостиный двор и спрашивали книгу, о которой говорили в городе. Ее смелые рассуждения о крепостном праве и других явлениях общественной и государственной жизни обратили на себя внимание Екатерины II, которой кто-то доставил "Путешествие". Екатерина несколько дней кряду читала эти горькие, возмутительные сатиры. И хотя книга была издана с разрешения установленной цензуры, против автора все-таки было поднято преследование. Сначала не знали, кто автор, так как имя его не было указано на книге; но, арестовав купца Зотова, скоро узнали, что книга написана и издана Радищевым.
Радищев успел сжечь все оставшиеся у него экземпляры книги, но 30 июня 1790 года писатель был арестован и посажен в Петропавловскую крепость. Дело его было "препоручено" известному сыщику С.И. Шешковскому, руководителю тайной полиции, палачу, находившемуся в непосредственном подчинении императрицы; его называли "кнутобойцем", имя его внушало ужас. Екатерина отнеслась к книге Радищева с сильным раздражением, сама составила вопросные пункты Радищеву, "бунтовщику хуже Пугачева", сама через князя А.А. Безбородко руководила всем делом.
Следствие шло быстро, тем более что обвинение в издании бунтовщической книги было доказано самой книгой, а своего авторства Радищев не отрицал. Допрашиваемый Шешковским, Радищев заявлял о своем раскаянии, отказывался от своей книги, но вместе с тем в показаниях своих нередко высказывал те же взгляды, какие приводились в "Путешествии". Радищев был глубоко потрясен оборотом дела, угрозой смертной казни, нависшей над ним, а особенно угрозой распространения кары на его детей. Он писал Екатерине и Шешковскому покаянные письма, весьма патетические и риторические, но совершенно неискренние. Кроме Радищева допрашивали многих лиц, причастных к изданию и к продаже "Путешествия"; следователи искали, нет ли у Радищева сообщников, но их не оказалось. Радищев всю "вину" принял на себя и не назвал никого из своих друзей, учеников и единомышленников, хотя Шешковский добивался имен "соучастников". В качестве вещественного доказательства читали вслух книгу Радищева. Суд так боялся его крамольных идей, что во время этого чтения из зала заседания были высланы даже секретари суда. Судьба Радищева была заранее решена: он был признан виновным в самом указе о предании его суду. Задача Уголовной палаты состояла лишь в придании законной формы осуждению Радищева, в подыскании и подведении законов, по которым он должен был быть осужден. Задача эта была нелегкая, так как трудно было обвинить автора за книгу, изданную с надлежащего разрешения, и за взгляды, которые еще недавно пользовались покровительством. Уголовная палата применила к Радищеву статьи Уложения о покушении на государево здоровье, о заговорах и измене.
После допроса лиц, причастных к печатанию и продаже книги, процесс окончился. 24 июля Палата приговорила Радищева к смерти за то, что он издал книгу, "наполненную самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный и умаляющими должное ко властям уважение, стремящимися к тому, чтобы произвесть в народе негодование противу начальников и начальства и оскорбительными, неистовыми изражениями противу сана и власти царской". Так как Радищев был дворянином, то его приговор должно было утверждать правительство. 26 июля приговор поступил в Сенат, и 8 августа сенаторы утвердили его. Доклад о решении Сената был представлен Екатерине 11 августа. Она приказала рассмотреть его в Государственном совете, намекнув, что Радищев, помимо всего прочего, оскорбил своей книгой ее лично. 19 августа Совет утвердил приговор. В итоге Радищев ждал смертной казни 1 месяц и 11 дней. Лишь 4 сентября 1790 года был подписан именной указ Екатерины, который признавал Радищева виновным в преступлении присяги и должности подданного. Указывалось, что вина Радищева такова, что он заслуживает смертную казнь, к которой приговорен судом, но "по милосердию и для всеобщей радости", по случаю заключения мира со Швецией, смертная казнь заменена ему ссылкой в Сибирь, в Илимский острог, "на десятилетнее безысходное пребывание" и лишением чинов и дворянства.
Печальная судьба Радищева привлекла к себе всеобщее внимание: приговор казался невероятным, в обществе не раз возникали слухи, что Радищев прощен, возвращается из ссылки, но слухи эти не оправдывались. Радищев был доставлен в Илимский острог в январе 1792 года и пробыл там до конца царствования Екатерины. Нельзя сказать, что жизнь Радищева в изгнании была трудной. Положение его в Сибири было облегчено тем, что граф А.Р. Воронцов продолжал оказывать поддержку ссыльному писателю, присылал ему книги, журналы, научные инструменты и пр. Радищев получил право свободно передвигаться по Илимску, в его полное распоряжение предоставили пятикомнатный дом с многочисленными надворными постройками и 8 слуг.
Радищев был тогда вдовцом. К нему в Сибирь приехала сестра его жены, Елизавета Васильевна Рубановская, дабы разделить с изгнанником грустное его уединение, и привезла младших детей (старшие остались у родных для получения образования). Жаркая дружба переросла в любовь. В Илимске Радищев женился на Е.В. Рубановской. Здесь же появилось еще трое детей писателя.
В Илимске Радищев предался литературным занятиям. Здесь он написал большую часть своих сочинений - "Письмо о китайском торге" (1792), крупный философский труд "О человеке, о его смертности и бессмертии" (1792-1796), "Сокращенное повествование о приобретении Сибири" (1791-1796), "Описание Тобольского наместничества" и другие. Он изучал сибирскую жизнь и природу, делал метеорологические наблюдения, много читал. В лаборатории он ставил химические опыты, много времени посвящал воспитанию детей, обучая их истории, географии и иностранным языкам. Но Радищев не был совсем счастлив. Как и все великие люди, в ссылке он чувствовал себя ненужным российскому обществу, более того, бессильным помочь крепостным крестьянам, обреченным на рабский труд. Он чувствовал такое стремление к литературной работе, что даже в крепости, во время суда, воспользовался разрешением писать и написал повесть о Филарете Милостивом. В Илимске он занимался также лечением больных, вообще старался помочь чем кому мог и сделался, по свидетельству современника, "благодетелем той страны". Его заботливая деятельность простиралась верст на 500 вокруг Илимска.
Император Павел I вскоре после воцарения "назло матери" вернул Радищева из Сибири (Высочайшее повеление 23 ноября 1796 г.), возвратил ему чины и дворянство, обошелся с ним милостиво и взял с него обещание не писать ничего противного духу правительства. Радищев сдержал свое слово. Он во все время царствования Павла не написал ни строчки. Радищеву предписано было жить в его имении в Калужской губернии, селе Немцове, где он занимался лишь воспитанием своих детей, а за его поведением и перепиской наблюдал губернатор. Смиренный опытностью и годами, Радищев даже переменил образ мыслей, ознаменовавший его бурную молодость. Он не питал в своем сердце никакой злобы к прошедшему и искренне помирился со славной памятью великой царицы. Государь разрешил Радищеву съездить в Саратовскую губернию к престарелым и больным родителям. Но злой рок готовил ему еще одно испытание: в дороге скончалась дорогая его сердцу жена Елизавета Васильевна. Овдовевший во второй раз Радищев поселился вместе с детьми в селе Немцово, которое он не покидал вплоть до кончины Павла I.
После воцарения Александра I Радищев получил полную свободу по указу от 15 марта 1801 года; он был вызван в Петербург и назначен членом Комиссии для составления законов. В последние годы жизни он написал поэму "Бова", стихотворение "Осьмнадцатое столетие". Но творчество более не приносило удовлетворения писателю. Сохранились рассказы о том, что Радищев, удивлявший всех "молодостью седин", с энтузиазмом принялся за создание нового проекта "Государственного уложения", подал проект о необходимых законодательных преобразованиях - проект, где опять выдвигалось вперед освобождение крестьян, а также уничтожение Табели о рангах, свобода слова и вероисповедания. Современники говорят, что когда Радищев подал свой либеральный проект реформ, председатель комиссии, граф П.В. Завадовский, сделал ему строгое внушение за его образ мыслей, напомнив ему о прежних увлечениях и даже упомянув о Сибири. По словам А.С. Пушкина, граф произнес с упреком: "Эх, Александр Николаевич, охота тебе пустословить по-прежнему! или мало тебе было Сибири?" В этих словах Радищев увидел угрозу. Именно с этого момента в его характере произошли фатальные изменения: он постоянно испытывал чувство тревоги, горячо брался за какое-нибудь дело или вдруг терял к нему интерес и сидел без движения в течение нескольких дней. Родственники были не на шутку встревожены этими проявлениями эмоциональной нестабильности, а впоследствии и душевной болезни. Радищев, человек с расстроенным здоровьем, с разбитыми нервами был до того потрясен, что решился покончить с собой.
В ночь с 11 (23) на 12 (24) сентября 1802 года Александр Радищев покончил жизнь самоубийством, приняв смертельную дозу яда. Он выпил царской водки, которой его сын чистил эполеты. Смерть настигла его в страшных мучениях. Он как бы вспомнил пример Ушакова, научивший его, что "жизнь несносная должна быть насильственно прервана". Радищева похоронили на Волковском кладбище в Петербурге. Могила его скоро оказалась забыта и утеряна. Предполагается, что похоронили первого дворянского революционера близ каменной Воскресенской церкви. Долгое время на стене церкви на Волковском кладбище висела мемориальная доска.
В 1807-1811 годах в Санкт-Петербурге было издано собрание сочинений Радищева, в шести частях, но без "Путешествия" и с некоторыми пропусками в "Житии Ушакова". Лишь в 1858 году "Путешествие" было напечатано в Лондоне, с предисловием Герцена, и перестало быть библиографической редкостью. С этого издания "Путешествие" было перепечатано в Лейпциге в 1876 году. В 1868 году Высочайшим повелением дозволялось печатать "Путешествие" на основании общих цензурных правил, но в России книга Радищева впервые вышла лишь в 1888 году в типографии "проправительственного" издателя А.С. Суворина, который получил разрешение на публикацию всего 100 экземпляров по огромной отпускной цене - 25 рублей за каждую книгу.
На имени Радищева долго лежал запрет. Вскоре после его смерти появилось несколько статей о нем, но затем имя его почти исчезло в литературе; о нем приводятся лишь отрывочные и неполные данные. Пушкин писал Бестужеву: "Как можно в статье о русской словесности забыть Радищева? Кого же мы будем помнить?" Позднее Пушкин убедился, что вспоминать об авторе "Путешествия" не так легко: его статья о Радищеве не была пропущена цензурой и появилась в печати только через 20 лет после смерти поэта. Лишь с середины 1850-х годов с имени Радищева снимается запрет; в печати появляется немало статей и заметок о нем, полной биографии Радищева, однако, до сих пор нет.
Жизнь Александра Николаевича Радищева, выдающегося писателя и политического деятеля XVIII века, трудно назвать простой. Ведь при неустроенности личной жизни и непонимания со стороны современников он продолжал творить и отчаянно отстаивать свои дерзкие взгляды на окружающую его действительность. Как это часто бывает, лучшие сыны отечества не принимаются обществом и вынуждены быть изгоями всю свою жизнь, а это тяжелое испытание для любого человека. Так было и на этот раз.
