Императрица Елизавета I (Елизавета Петровна Романова) родилась в подмосковном селе Коломенском 18 (29) декабря 1709 года. День этот был торжественным: Петр I въезжал в Москву после победы в битве под Полтавой. Государь намеревался тотчас праздновать полтавскую викторию, но при вступлении в столицу его известили о рождении дочери. "Отложим празднество о победе и поспешим поздравить с восшествием в мир мою дочь", - сказал он. Петр нашел новорожденного младенца здоровым и на радостях устроил пир в честь дочери, а не военной победы, - известие о рождении дочери показалось ему важней. Елизавета была дочерью Петра I и Екатерины I и родилась до вступления родителей в церковный брак. У Петра была уже дочь от Екатерины - Аннушка, но именно к маленькой "Лизаньке" воспылал царь особенно страстными отцовскими чувствами. И имя он ей дал редкое на Руси - Елизавета (тогда часто писалось "Елисавет"), и судьбу ей прочил особенную, мечтал, чтобы красавица дочь стала женой короля Франции. Уже 6 марта 1711 года внебрачная дочь Петра была официально признана и провозглашена царевной.
Детство и юность Елизавета провела в подмосковных селах Преображенском и Измайловском, благодаря чему Москва и ее окрестности остались ей близкими на всю жизнь. Будучи только восьми лет от роду, принцесса Елизавета уже обращала на себя внимание своей красотой. В 1717 году обе дочери встречали Петра, возвращавшегося из-за границы, одетыми в испанские наряды. Тогда французский посол заметил, что младшая дочь государя казалась в этом наряде необыкновенно прекрасной. Все восхищались искусством Елизаветы в танцах. Кроме легкости в движениях, она отличалась и изобретательностью, беспрестанно выдумывая новые фигуры. Французский посланник Леви замечал тогда же, что Елизавета могла бы назваться совершенной красавицей, если бы у нее волосы не были рыжеваты.
Воспитание Елизаветы нельзя назвать особенно удачным, тем более что мать ее была совершенно безграмотная. Елизавета рано обучилась грамоте, учила французский язык, основы истории, географии. К 16 годам она уже знала французский, как свой родной, а также говорила по-немецки и по-итальянски, понимала шведский и финский языки. Во всем остальном обучение Елизаветы было мало обременительным, систематического образования она так никогда и не получила. Уже будучи императрицей, она очень удивилась, узнав, что "Великобритания есть остров". Время ее было заполнено верховой ездой, охотой, греблей и уходом за своей красотой.
Планы относительно ее будущего замужества начали строиться едва ли не с рождения. Объявленная 28 декабря 1721 года, после принятия Петром I императорского титула, цесаревной, Елизавета стала центром разных дипломатических проектов. Петр думал выдать ее за Людовика XV. Но хотя все дипломаты присвоили ей звание самой красивой принцессы Европы, Версаль отказался сделать ее супругой "христианнейшего короля Людовика Пятнадцатого". Ведь Елизавета, как и ее сестра Анна, родилась до брака Петра и Екатерины. А кроме того, мать девочек была простой лифляндской прачкой. Так что с точки зрения знати, прав у Елизаветы не было не только что на французский, но и на российский престол. Весной 1725 года пришлось отказаться от мечты породниться с Бурбонами, и царевну начали сватать за второстепенных немецких князей. Екатерина I задумала устроить брак дочери с побочным сыном Августа II Морицем Саксонским. Он тоже не удался. Вскоре Елизавете пришлось, за неимением лучшего, согласиться на брак с епископом Любской епархии, принцем Голштинским Карлом-Августом, младшим братом правящего герцога. Партия эта была более чем скромная, но обстоятельства не допустили и этого брака. В июне 1727 года жених умер, так и не дойдя до алтаря.
После кончины матери, императрицы Екатерины I (1727) заботы о замужестве Елизаветы совершенно прекратились. В утешение ей государственный деятель следующего царствования, Остерман, облюбовал другой план - выдать Елизавету за взошедшего на престол Петра II. Несмотря на то, что противниками этого брака были Меншиков и сама церковь, не допускавшими брака тетки с племянником, он вполне мог бы осуществиться. Под влиянием Остермана Петр влюбился в свою тетку, мечтал жениться на ней. Но Елизавета в жизни Петра II имела гораздо большее значение, чем он в ее. Петр был еще ребенком - ему шел тринадцатый год, и в глазах гораздо более зрелой Елизаветы, он едва ли мог казаться привлекательным. Елизавета тоже очень любила Петра, но только любовью тетки, старшей подруги, не более.
Тем не менее, дружба Елизаветы и Петра II была очень тесной. Не обольщая своего племянника, Елизавета оторвала его от занятий и учебников. Будучи бесстрашной наездницей и неутомимой охотницей, она увлекала его с собой на далекие прогулки верхом и на охоту. Но первую любовь она познала не с ним. В том же 1727 году она серьезно увлеклась Александром Бутурлиным, который был частым гостем у царицы. Узнав об этом, Петр II в 1729 году отослал его на Украину. Преемником первому фавориту явился Семен Нарышкин, обергофмейстер двора. Отношения между ним и царевной были столь задушевными, что в Москве заговорили о возможном браке Нарышкина с Елизаветой. Но опять вмешался Петр II и отослал гофмейстера за границу. До самой смерти император ревниво не подпускал к тетке других мужчин. Когда прусский посол предложил устроить брак Елизаветы с брандербургским курфюрстом Карлом, Петр отказал, даже не посоветовавшись с царевной. Но и Елизавета не сильно тяготилась этой опекой. Третьим ее любовником стал красавец гренадер Шубин. Свидания с императором стали после этого нерегулярными, и вскоре их пути разошлись.
После неожиданной смерти Петра II в 1730 году Елизавета по завещанию Екатерины I должна была наследовать престол, но Верховный тайный совет признал Елизавету незаконнорожденной и, отказав ей в праве на престолонаследие, пригласил Анну Иоанновну. С восшествием на престол властной и подозрительной Анны Иоанновны Елизавета лишилась положения при дворе. Она безвыездно жила в Александровской слободе и была очень далека от политической жизни. Она одной из первых присягнула Анне Иоанновне, хотя в душе понимала, что жить ей будет теперь не сладко. Елизавета проводила время в бесконечных балах, постоянно нуждаясь в деньгах. Полное равнодушие к политике и неспособность к интригам, при существовании к тому же за границей внука Петра II, принца Голштинского, спасли Елизавету от пострижения в монастырь и от брака с герцогом Саксен-Кобург-Мейнингенским, но столкновения между ней и императрицей Анной Иоанновной вспыхивали неоднократно. Различные дворцовые группировки всегда рассматривали Елизавету как реальную претендентку на царский трон. Невозможность вести вольную, веселую жизнь (содержание Елизаветы было установлено в 30 тысяч рублей в год, а раньше было 100 тысяч), боязнь насильного брака - все это способствовало ее желанию воспользоваться своим правом на престол.
При Анне Иоанновне во дворце началась жизнь мрачная и скучная, которая совсем не устраивала любившую увеселения цесаревну. Положение Елизаветы осложнилось, поскольку императрица завидовала ее красоте и видела в ней опасную политическую соперницу. А главное, не знала императрица, что делать с Елизаветой. Выдать ее замуж никак не удавалось. Женихов Анна, скорей, не приваживала, а отваживала от Елизаветы Петровны. И каких женихов! Принцев Испанских, Португальских, Английских… Все попытки придворных выдать Елизавету замуж и удалить от двора не увенчались успехом. Так и осталась она официально девицею… В то же время Елизавета пользовалась большой симпатией жителей Петербурга, особенно гвардейских солдат и офицеров, видевших в ней наследницу Петра Великого. Как ни странно, фаворит Анны Эрнст Иоганн Бирон благоволил к Елизавете, и они неплохо ладили друг с другом. В обществе Елизавета показывалась редко, но все же являлась на балы и куртаги, и там по-прежнему блистала. Когда китайскому послу, первый раз приехавшему в Петербург в 1734 году, задали вопрос, кого он находит прелестнее всех женщин, он прямо указал на Елизавету.
Неожиданная кончина Анны Иоанновны в октябре 1740 года ничего вроде не изменила в судьбе "дщери Петровой". Впрочем, новая правительница России Анна Леопольдовна была гораздо мягче с Елизаветой. И эта мягкость сыграла с ней злую шутку! Именно в это время Елизавета созрела для переворота. В этом ее поддержали послы двух тогда самых враждебных России держав - Франции и Швеции. Впрочем, богобоязненная "Елисавет" все же не делала решительного шага к престолу. Жажда власти была совершенно не в ее характере. Свидетельство тому хотя бы то, что она не принимала участия ни в одном из предшествовавших переворотов и даже не старалась заявить о своих правах на престол. Если она и оказалась в 1741 году вовлеченной в вихрь политических событий, то скорее из-за внешних обстоятельств, а не склонностей своей натуры. После смерти Анны началось сильнейшее брожение умов. Засилие немцев, которое покорно сносили в течение десяти лет, сделалось вдруг невыносимым. Бирона ненавидели все поголовно, Миниха и Остермана не любили, Антона Брауншвейгского презирали, Анну Леопольдовну не уважали. В этих обстоятельствах само собой приходило на ум имя Елизаветы. Спрашивали, с какой стати принимать немецкого императора и его родню, когда жива и здравствует родная дочь Петра Великого. То, что она родилась до брака и считалась незаконной, уже никого не смущало.
Разговоры о возможном перевороте начались еще в феврале 1741 года. Через своего врача и поверенного Иоганна-Германа Лестока (1692-1767) Елизавета сносилась с французским посланником маркизом де ля Шетарди. Он готов был поддержать ее, но дальше разговоров дело не шло. Еще 22 ноября ничего не было готово. Более того, никто даже не собирался ничего готовить. Не было ни плана, ни его исполнителей. Между тем слухи о том, что Елизавета что-то затевает, неоднократно доходили до Анны Леопольдовны, которая с 8 ноября была объявлена правительницей, но она каждый раз отмахивалась от них. Причин тому было две: во-первых, Елизавета неизменно поддерживала с регентшей хорошие отношения, и, во-вторых, Анна Леопольдовна в силу своей лени не давала себе труда задуматься над грозившей опасностью. Заговор, который до этого все никак не складывался, составился внезапно, и был почти немедленно приведен в исполнение.
Анна Леопольдовна сама поторопила Елизавету. Она показала Елизавете донос на нее и пожурила за антигосударственные планы. 23 ноября на куртаге у герцогини Брауншвейгской Анна Леопольдовна сказала, намекая на отношения Елизаветы со шведским и французским дворами: "Что это, матушка, слышала я, будто ваше высочество имеете корреспонденцию с армией неприятельской (со Швецией шла война) и будто ваш доктор ездит к французскому посланнику и с ним факции в той же силе делает. Мне советуют немедленно арестовать Лестока; я всем этим слухам не верю, но надеюсь, что если Лесток окажется виноватым, то вы не рассердитесь, когда его задержат". Елизавета отвечала: "Я с неприятелем отечества моего никаких алианцев и корреспонденций не имею, а когда мой доктор ездит до посланника французского, то я его спрошу, и как он мне донесет, то я вам объявлю". После этого Елизавета заплакала, Анна Леопольдовна, женщина добродушная и мягкая, заключила ее в объятия и заплакала сама.
В этот раз Елизавете удалось отвести от себя подозрения, но разговор очень взволновал ее, так как все упреки регентши были совершенно справедливы. Еще до начала войны она вела переговоры со шведским посланником бароном Нольккеном. Тот прямо предлагал ей деньги и помощь в перевороте в обмен на письменные обещания возвратить Швеции захваченные при Петре земли. Елизавета тогда благоразумно отказалась, но Лесток был в курсе всех ее дел. Таким образом, царевна впервые почувствовала угрозу. Но в большей степени почувствовал ее Лесток. Утром 24 ноября он явился к Елизавете и завел разговор о перевороте. Елизавета колебалась. Тогда Лесток показал ей две картинки, нарисованные на игральных картах; на одной была представлена Елизавета в монастыре, где ей обрезают волосы, на другой - вступающая на престол при восторгах народа. Лесток сказал, что третьего Елизавете не дано, и ей предстоит выбирать. Елизавета выбрала последнее.
В тот же день правительство отдало приказ по всем гвардейским полкам быть готовыми к выступлению в Финляндию, на основании, как говорили, полученного известия, что шведская армия идет к Выборгу. Герцог Брауншвейгский, знавший о настроениях, царивших в гвардии, предлагал жене расставить во дворце и около дворца усиленные наряды, а по городу разослать патрули, одним словом, принять меры на случай осуществления опасных замыслов Елизаветы. "Опасности нет, - отвечала Анна Леопольдовна. - Елизавета ни в чем невинна, на нее напрасно наговаривают, лишь бы со мной поссорить. Я вчера с ней говорила; она поклялась мне, что ничего не замышляет, и когда уверяла меня в этом, то даже плакала. Я вижу ясно, что она невиновна ни в чем".
Между тем как раз в это время к Елизавете пришло несколько гвардейских солдат, которые объявили, что должны выступить в поход и потому не смогут больше служить ей, так что нельзя терять ни минуты. Договорились, что вечером участники заговора должны обойти казармы и, если настроение окажется благоприятным, приступить к действиям. Сочли необходимым раздать солдатам деньги. Елизавета порылась в шкатулках, у нее нашлось всего 300 рублей. Шетарди обещал достать 1000 рублей. На другой день Елизавете пришлось заложить свои драгоценности. Между 11 и 12 ночи заговорщики вновь появились у Елизаветы с весьма благоприятным докладом: гвардейцы рады были действовать в ее интересах. Тем временем Лесток разослал своих людей к дому Остермана и Миниха, а сам съездил к Зимнему дворцу. Все было спокойно.
Наступил решительный час. Елизавета велела всем выйти из комнаты, а сама начала молиться на коленях перед образом Спасителя; есть известие, что в ту минуту она и дала обещание не подписывать никому смертных приговоров. Помолившись, она взяла крест, вышла к гренадерам и привела их к присяге, сказав: "Когда Бог явит милость свою нам и всей России, то не забуду верности вашей, а теперь ступайте, соберите роту во всей готовности и тихости, а я сама тотчас за вами приеду". Был уже второй час ночи 25 ноября, когда Елизавета в санях вместе с Лестоком, Воронцовым и братьями Шуваловыми понеслась по пустынным улицам города, направляясь к казармам преображенцев. Алексей Разумовский и Салтыков следовали за ней в других санях.
Приехав в казармы в 2 часа ночи, стали собирать гренадер. Здесь были только солдаты, офицеры жили в городе, лишь один из них дежурил в казармах. В несколько минут сбежалось более 300 человек. Большинство из них не знало еще, в чем дело. Елизавета вышла из саней и спросила: "Узнаете ли вы меня? Знаете ли вы, чья я дочь? Меня хотят заточить в монастырь. Готовы ли вы меня защитить?" - "Готовы, матушка, - закричали гвардейцы, - всех их перебьем!" Но Елизавета не хотела кровопролития. '"Не говорите про убийства, - возразила она, - а то я уйду". Солдаты замолчали смущенные, а царевна подняла крест и сказала: "Клянусь в том, что умру за вас. Целуйте и мне крест на этом, но не проливайте напрасно крови!" После присяги Елизавета опять села в сани, а солдаты двинулись за ней. Лесток разослал отряды арестовать Миниха, Головкина, Менгдена, Левенвольде и Остермана. У Зимнего дворца гренадеры посоветовали Елизавете во избежание шума выйти из саней и идти пешком. Уже начинавшая сильно полнеть царевна вскоре запыхалась, тогда двое гвардейцев взяли ее на руки и так донесли до дворца.
Здесь Елизавета отправилась прямо в караульню, где солдаты спросонку, не знали сначала, что такое делается. "Не бойтесь, друзья мои, - сказала им царевна, - хотите ли мне служить, как отцу моему и вашему служили? Самим вам известно, каких я натерпелась нужд и теперь терплю и народ весь терпит от немцев. Освободимся от наших мучителей". - "Матушка, - отвечали солдаты, - давно мы этого дожидались, и что велишь, все сделаем". Затем Елизавета направилась во дворец, где не встретила никакого сопротивления от караульных, кроме одного унтер-офицера, которого тут же арестовали. Войдя в комнату правительницы, Елизавета сказала ей: "Сестрица, пора вставать!" Герцогиня, проснувшись, отвечала: "Как, это вы, сударыня!" Увидев за Елизаветой гвардейцев, Анна Леопольдовна догадалась, в чем дело, и стала умолять царевну не делать зла ее детям. Елизавета пообещала быть милостивой и приказала отвезти Брауншвейгскую чету в свой дворец. Сама она отправилась следом, увозя на коленях шестимесячного императора Ивана Антоновича. Ребенок смеялся и подпрыгивал у нее на руках. Елизавета поцеловала его и сказала: "Бедное дитя! Ты вовсе невинно: твои родители виноваты".
К семи часам утра 25 ноября 1741 года переворот завершился. Арестованных отправили в крепость, а во дворце Елизаветы стали собираться петербургские вельможи. Все были растеряны, многие опасались за свою судьбу, но опала постигла немногих. Суд определил Остерману, Миниху, Левенвольду, Менгдену и Головкину смертную казнь, однако возведенные на эшафот, они были помилованы и сосланы в Сибирь. С самого начала своего правления Елизавета хотела показать пример гуманности и великодушия. Сразу после воцарения она дала обет "никого не казнить смертью" и в течение царствования не санкционировала ни одного смертного приговора, более того 17 мая 1744 года она подписала указ, который фактически отменял в России смертную казнь. Правда, это не мешало широко применять пытки, кнут, что нередко приводило к смерти. Этот переворот породил в обществе настоящий взрыв национального чувства. Дома многих иностранцев в Петербурге подверглись разгрому, а в армии едва не произошло поголовного истребления иноземных офицеров. Убедившись в полном одобрении обществом совершившейся перемены, Елизавета издала 28 ноября манифест, где подробно и без стеснения доказывала незаконность прав на престол Ивана VI и выставляла целый ряд обвинений против немецких временщиков и их русских друзей. Иоанн Антонович в 1744 году был сослан в Холмогоры и умер в 1764 году.
Были и награды. Роту Преображенского полка, совершившую переворот, наименовали Лейб-компанией. Елизавета объявила себя капитаном этой роты. Все рядовые были пожалованы в дворяне и наделены имениями; капралы, сержанты и офицеры повышены в чинах. Все они, кроме того, были пожалованы землями из конфискованных у иностранцев поместий. Лестока пожаловали в графы. В результате переворота на политическую арену вышел ряд русских государственных деятелей - А.Г. Разумовский, П.И. Шувалов, А.П. Бестужев-Рюмин, Я.П. Шаховской, братья М.И. и Р.И. Воронцовы. Многие из них были до переворота простыми гвардейскими офицерами, как, например, братья Шуваловы и М.И. Воронцов, которые теперь приобрели крупное значение в правительственной среде. Министры Елизаветы удивительным образом сочетали в себе таланты государственных деятелей, склонность к интригам и беззастенчивое воровство и взяточничество. Интересно, что в царствование Елизаветы не появилось, за исключением Разумовских, ни одного государственного деятеля, вышедшего из низших слоев общества, как это было почти правилом при Петре I. Даже иноземцы терпелись на службе лишь в том случае, когда не находилось способных или знающих дело русских дворян.
Уже в ноябре 1741 года был упразднен Кабинет министров, а правительствующие функции возвращены Сенату. Вице-канцлером вместо Остермана стал Алексей Бестужев. 23 февраля 1742 года императрица выехала в Москву, где должна была состояться коронация. 28 февраля Москва торжественно встречала Елизавету. После Пасхи, 25 апреля 1742 года состоялась коронация, 29-го императрица переехала в Яузский дворец, где стали устраиваться бесконечные празднества и торжества, балы и маскарады, на которых Елизавета собирала до 900 человек. До конца 1742 года они проходили в Москве, а потом возобновились в Петербурге. Так началось веселое царствование Елизаветы.
В первые годы ее царствования то и дело открывались новые заговоры, вызванные противоборством и интригами приближенных к престолу лиц. Елизавета, сохранив жизнь Иоанну VI и его семейству, все время помнила, что ее враги находятся в России. Чтобы упрочить престол, она вызвала в Петербург своего племянника Карла-Петра-Ульриха, сына Анны Петровны и герцога Голштинского. 7 ноября 1742 года он был провозглашен наследником престола.
Примерно в то же время на первое место среди фаворитов Елизаветы выходит А.Г. Разумовский, придворный певчий, сын простого черниговского казака, с которым (по преданию) царица сочеталась тайным браком в подмосковном селе Перове в конце 1742 года. Много фактов говорит о том, что у Разумовского были документы, подтверждающие этот союз. Но когда императрица Екатерина II послала к нему, тогда уже пожилому графу, вице-канцлера Михаила Воронцова с просьбой предоставить ей эти документы, дабы присвоить Алексею Григорьевичу титул Его Высочества, Разумовский в присутствии Воронцова сжег какие-то бумаги и просил передать Екатерине что всю жизнь любил Елизавету лишь любовью подданного. При Елизавете Разумовский поднялся на недосягаемую высоту. Поселившись во дворце, в апартаментах, смежных с покоями государыни, он сделался признанным участником всех удовольствий, всех поездок Ее Величества, со всеми признаками почета, принадлежащими принцу-супругу. Выходя из театра в сильный мороз, императрица заботливо запахивала шубу Алексея Григорьевича, а на официальных обедах Разумовский всегда сидел за столом рядом с государыней. Он получил графский титул (1744), звания и крупные пожалования, стал фельдмаршалом и кавалером всех орденов, однако непосредственно в политику не вмешивался и продержался в милости императрицы до последнего дня ее жизни. Его брат Кирилл стал президентом Санкт-Петербурской Академии наук (1746) и гетманом Украины.
По словам М.Н. Покровского "это была развратнейшая из Романовых. Ее фаворитам счета не было, и кто только не побывал на этой "должности": от французского посла Шетарди до учеников Кадетского корпуса". Не считая мимолетных увлечений, фаворитами императрицы были Петр Шувалов, Роман и Михаил Воронцовы, Сивере, Лялин, Войчинский и Мусин-Пушкин. С 1749 года самым близким фаворитом стал Иван Иванович Шувалов. Он отличался мягкостью нрава, бескорыстием, любовью к наукам и искусствам. Граф И.И. Шувалов покровительствовал Ломоносову, переписывался с Вольтером, а его коллекция картин стала основой будущего собрания Эрмитажа. Это был, возможно, единственный истинно интеллигентный человек при дворе Елизаветы.
Придя к власти, Елизавета Петровна провозгласила возрождение и продолжение дел Петра I. Ее правительству удалось проводить более последовательный курс внешней политики; в экономической жизни страны наблюдался подъем промышленности и торговли, шел медленный, но постоянный прогресс. Особенно значимы были успехи в области культуры. По инициативе И.И. Шувалова был основан Московский университет (1755), гимназии в Москве (1755) и Казани (1758), Академия художеств в Петербурге (1760), в 1756 году по инициативе Ф.Г. Волкова и А.П. Сумарокова открыт первый публичный театр, созданы шедевры живописи и архитектуры (в частности, Зимний дворец Ф.Б. Растрелли). Социальная политика была направлена на превращение дворянства в сословие с исключительными привилегиями на право владения землей и крестьянами. По указу от 13 декабря 1760 года помещик по своему усмотрению мог ссылать крестьян в Сибирь, причем сосланный записывался владельцу за поставленного рекрута.
Внутренняя политика Елизаветы Петровны в целом отличалась стабильностью. Первое время по вступлении на престол она сама принимала активное участие в государственных делах. Благоговея перед памятью отца, она хотела править в духе его традиций, но ограничилась лишь упразднением Кабинета министров, от которого, как гласил именной указ, "произошло немалое упущение дел, а правосудие совсем в слабость пришло". Сенат стал высшим органом управления в государстве: к административно-судебной стороне правления Сената прибавилась и законодательная. С восстановлением прокуратуры, главного магистрата и Берг- и Мануфактур-коллегий правительство ужесточало режим централизации управления. При Елизавете осуществлялась активная поддержка промышленных и торговых начинаний, что выражалось в предоставлении монополий и всяческих льгот. Материальное благополучие дворянства составляло вообще важный объект для забот правительства. В 1754 году по предложению П.И. Шувалова, ставшего фактическим руководителем правительства, Сенатом были отменены внутренняя таможня и заставы, что уничтожило удельное деление, и дало толчок развитию всероссийского рынка. Таможенный тариф 1757 года имел ярко выраженный протекционистский характер. Кроме того, учитывая заинтересованность дворянства в вывозе и продаже за границей хлеба, правительство разрешило свободный вывоз хлеба за рубеж. Были основаны первые русские банки - Дворянский, Купеческий и Медный. С той же целью было предпринято, по инструкции 13 мая 1754 года, генеральное межевание, впрочем, встреченное дворянством враждебно и вскоре приостановленное. Значение Синода и духовенства при набожной императрице возросло, усиленно преследовались раскольники. Синод в 1743 году добился церковной цензуры над ввозимыми иностранными книгами. Однако в это же время в России существовали такие просветители как М.В. Ломоносов и И.И. Шувалов.
Канцлер А.П. Бестужев-Рюмин сумел так вести внешнеполитические дела, что с Россией стали искать союза все европейские державы. После вступления Елизаветы на престол, Швеция потребовала возвращения завоеваний Петра I, что привело в 1741 году к возобновлению войны. В 1743 году шведы потерпели поражение и по Абоскому миру уступили России часть Южной Финляндии. На шведский престол при помощи России был возведен дядя будущего императора Петра III, герцог Голштинский Адольф-Фридрих. Появление русских войск на Рейне в помощь Австрии поставило точку и в войне за австрийский престол между прусским королем Фридрихом II и Марией Терезией - был подписан Ахенский мир (1748). Семилетняя война 1756-1763 годов была вызвана столкновением интересов Пруссии с интересами Австрии, Франции и России. Несмотря на недостаточную подготовленность к войне, русские войска под руководством П.С. Салтыкова и П.А. Румянцева разгромили непобедимую прежде армию Фридриха II в сражениях при Гросс-Егерсдорфе (19 августа 1757) и при Кунерсдорфе (12 августа 1759). Фридрих II едва спасся, но потерял 48-тысячную армию. Осенью 1760 года русские войска взяли Берлин. Этот город заплатил победителям 200 тысяч талеров на содержание войска и 1,5 млн. руб. в виде контрибуции. Вся Европа, кроме Англии, поздравила Россию с блистательной победой. В 1761 году русские удачно действовали в восточной Пруссии. Елизавета терпеть не могла прусского короля и делала все, чтобы успешно воевать с ним. Только смерть русской государыни спасла Фридриха II от полного разгрома.
В начале своего правления Елизавета была очень озабочена тем, чтобы не посрамить имени и наследия отца. Она настолько была привержена этой идее, что даже пыталась заниматься делами, но с годами лень и нерадение все более брали над ней вверх. Среди развлечений государыня с трудом находила время для чтения бумаг и слушания докладов. Важнейшие документы неделями лежали, ожидая подписи Елизаветы.
Известно, что Елизавета имела слабости, которые недешево обходились казне. Страсть к нарядам и к уходу за своей красотой у императрицы граничила с манией. Долгое время вынужденная стеснять себя в этом смысле по экономическим соображениям, она со дня восшествия на престол не одевала одного платья дважды. Танцуя до упаду и подвергаясь сильной испарине вследствие преждевременной полноты, императрица часто по три раза меняла платье во время одного бала. В 1753 году во время пожара в одном из ее московских дворцов сгорело 4000 платьев, однако после смерти в ее гардеробах осталось еще 15 000 "роб", большей частью "не надеванных", а кроме того, два сундука шелковых чулок, тысяча пар туфель и более сотни кусков французских материй. Елизавета ожидала прибытия французских кораблей в Петербург и приказывала немедленно покупать новинки, привозимые ими, прежде чем их увидели другие. За три месяца после своего прибытия в Москву на коронацию она успела надеть костюмы всех стран мира. Впоследствии при дворе два раза в неделю происходили маскарады, и Елизавета появлялась на них переодетой в мужские костюмы - то французским мушкетером, то голландским матросом. Императрица строго следила за тем, чтобы никто не смел носить платья и прически нового фасона, пока они ей не надоедали. Однажды Лопухина явилась во дворец с розой в волосах, тогда как государыня имела такую же розу в прическе. В разгар бала Елизавета заставила виновную встать на колени, велела подать ножницы, срезала розу вместе с прядью волос и, закатив виновнице две пощечины, продолжала танцевать.
Елизавета была женщиной гневливой, капризной и, несмотря на свою лень, энергичной. Горничных и прислугу она била по щекам и бранилась при этом самым непристойным образом. Раз ей понадобилось обрить свои белокурые волосы, которые она красила в черный цвет. Сейчас же был отдан приказ всем придворным дамам обрить свои головы. Всем им пришлось заменить свои прически безобразными черными париками. Все это сочеталось в ней с чрезвычайной религиозностью. Елизавета проводила в церкви многие часы, стоя коленопреклоненной, так что иногда даже падала в обморок. Но и здесь лень давала себя знать во многих мелочах. Совершая пешком паломничество в Троицкую лавру, Елизавета употребляла недели, а иногда и месяцы на то, чтобы пройти 60 верст, отделявшие Москву от монастыря. Случалось, что, утомившись, она не могла дойти три-четыре версты до остановки, приказывала строить дома и отдыхала несколько дней. Она доезжала тогда до дома в экипаже, но на следующий день карета отвозила ее к тому месту, где она прервала свое пешее хождение. Елизавета строго соблюдала посты, но не любила рыбы и в постные дни питалась вареньем и квасом, чем вредила своему здоровью.
В елизаветинскую эпоху дворянству привился вкус к развлечениям и утонченным удовольствиям. Императрица любила хорошо поесть и знала толк в вине. Главному повару Фуксу положен был оклад в 800 руб., что было огромной суммой. Правда, это был едва ли не единственный хороший повар на весь Петербург. Не оставалась без внимания и духовная пища. Уже во время своей коронации Елизавета велела выстроить в Москве оперный театр. Оперные представления чередовались с аллегорическими балетами и комедиями. При Елизавете Петровне на русской сцене стали ставить отечественные пьесы на местные сюжеты. Первым русским драматургом считается Александр Сумаков, а его пьесы на древнерусские сюжеты "Хорев"(1747) и "Синав и Трувор"(1750) были очень популярны. Впрочем, иноземные наблюдатели, а в особенности французы, отмечая все эти новшества русского двора, жаловались на то, что изобилие роскоши не покрывает недостаток вкуса. Сплетни и слухи об интимной жизни придворных были для Елизаветы любимым развлечением. Она разбирала семейные скандалы, выясняла обстоятельства супружеских измен. Любя веселье, Елизавета хотела, чтобы окружающие развлекали ее, но беда была обмолвиться при ней хотя бы одним словом о болезнях, покойниках, о прусском короле, о Вольтере, о красивых женщинах, о науках, и все большею частью осторожно молчали. Собственно, и роскошь по европейским меркам во многом оставалась мишурной. Настоящих дворцов, удобных для проживания, еще не было. Строили их с изумительной быстротой, буквально за считанные недели, но при этом забывали о комфорте. Случалось навстречу иноземному послу, являвшемуся во дворец на аудиенцию, выносили всякий сор из внутренних покоев. Да и нравы старого московского двора не совсем еще отошли в прошлое. Государыня любила посиделки, подблюдные песни, святочные игры. На масленицу она съедала по две дюжины блинов. Разумовский приохотил Елизавету к жирной украинской кухне - щам, буженине и гречневой каше. Этим он нанес ущерб красоте своей подруги: Елизавета расплылась. Другие излишества также расстраивали здоровье императрицы. Она редко ложилась спать до рассвета и засыпала с большим трудом, лишь после того, как начинали чесать пятки. Пробуждалась она около полудня. Елизавета никогда не знала, что такое режим, и при дворе не ведали, когда будет обед, а когда ужин.
Елизавета обладала практичным умом, умело руководила своим двором, маневрируя между различными политическими группировками. Однако активного участия в государственных делах она не принимала, лишь время от времени интересуясь политикой. В конце жизни Елизавета Петровна практически перестала заниматься государственными делами, передоверив управление П.И. и И.И. Шуваловым, М.И. и Р.И. Воронцовым и др.
С 1757 года Елизавету стали преследовать тяжелые истерические припадки, ее мучила астма и эпилепсия, доставшаяся ей, видимо, от отца. Она то и дело лишалась чувств, а после очень тяжело приходила в себя и в течение нескольких дней чувствовала себя такой слабой, что не могла внятно говорить. В довершение несчастья на ногах у нее открылись незаживающие раны и кровотечения. За зиму 1760-1761 года Елизавета только раз была на большом выходе. Всегда непоседливая и общительная, она теперь пребывала в глубочайшей депрессии, запершись в своей спальне в Царскосельском дворце. Красота ее быстро разрушалась, и это более всего удручало больную. От скуки Елизавета пристрастилась к крепкой наливке. 12 декабря 1761 года у нее явился упорный кашель и кровохарканье. Через десять дней, после нового сильного кровотечения врачи объявили, что положение императрицы безнадежно. Она исповедовалась и причастилась. Но агония продолжалась еще несколько дней. Смерть наступила 25 декабря 1761 (5 января 1762) года на 53 году ее жизни. Н.Ю. Трубецкой, старший сенатор, объявил о смерти императрицы и о восшествии на престол ее племянника, внука Петра I герцога Шлезвиг-Голштинского Карла Петра Ульриха, известного под именем Петра III Федоровича.
Елизавету хоронили в Петропавловском соборе уже в новом 1762 году. Все было как всегда на царских похоронах - многолюдно, утомительно и красиво. Даже в гробу Елизавета оставалась кокеткой. Как писала Екатерина II "в гробу государыня лежала, одетая в серебряной робе с кружевными рукавами, имея на голове императорскую корону".
Внебрачная дочь Петра I совершила государственный переворот и узурпировала власть, на которую не имела никаких прав. Добрая, хотя и вспыльчивая, веселая и сентиментальная, Елизавета Петровна оставила о себе в общем светлую память. Елизавета не раз провозглашала, что продолжает политику Петра Великого. Двадцать лет ее царствования стали временем экономической и политической стабилизации и укрепления позиций России на международной арене. Это было время развития искусств и наук. Ученые труды и оды Ломоносова, трагедии Сумарокова, творения Растрелли ознаменовали начало расцвета русской культуры середины XVIII-первой четверти XIX вв. Страсть к развлечениям, нарядам, танцам, многочисленные фавориты и неспешное течение государственных дел создали ей соответствующую, исторически устоявшуюся репутацию. Она оставила после себя тысячи платьев, и в то же время когда она умерла, в казне не было ни одного серебряного рубля; войскам жалование платили медной монетой, да и то, перелив в нее пушки. При ней уничтожены были внутренние таможни, при ней основали первый русский университет и первый русский театр, при ней Европа вновь увидела русскую армию и услышала о ее победах и, наконец, именно благодаря Елизавете Россия обрела впоследствии величайшую свою правительницу - Екатерину II.
