Выдающийся русский скульптор Ф.И. Шубин родился 17 (28) мая 1740 года в деревне Тючковской Двинского уезда Куроостровской волости Архангельской губернии. Поскольку эта деревня находилась практически против Холмогор, отец Ф.И. Шубина, крестьянин-помор Иван Афанасьевич Шубный (или Шубной) хорошо знал семью Ломоносовых. Иван Шубный был черносошным, т.е. государственным крестьянином, не крепостным, знал грамоту и, по преданию, был первым учителем М.В. Ломоносова. А брат Ивана Афанасьевича - Фома - снабдил Ломоносова тремя рублями и "китайчатым полукафтаньем" в дорогу при отъезде в Москву. Дружеские и добрососедские связи этих семей прослеживаются еще до начала XVIII века, но, возможно, уходят своими корнями много глубже. Появление двух гениев из "одного гнезда" - не случайное совпадение и не чудо. Русский Север дал в XVIII столетии целый ряд замечательных деятелей, ибо был этот край и экономически, и культурно одним из наиболее развитых в России.
В семье Шубных занимались рыбным промыслом, резьбой по кости и перламутру. С детства увлекался резьбой по кости и Федот Шубной. Зимой 1759 года, когда Федоту было 19 лет, умер его отец. Юноша, подобно своему великому земляку Ломоносову, покидает родные места и с обозом трески отправляется в Петербург. Два года Ф.Шубной кормился тем, что резал табакерки, веера, гребни, безделушки, которые охотно покупали в столице. При этом он не только продавал готовые изделия, но и выполнял заказы - "услуживал своей работой в резьбе на кости некоторым персонам". О ранних годах Шубина в Петербурге известно мало. Прожив два года "вольным ремесленником", в 1761 году он оказался придворным истопником. Причины такого изменения в жизни Шубина объясняются по-разному и лишь предположительно. Истекал срок паспорта, полученного при отъезде в Петербург, и служба при дворе могла помочь уберечься от насильственного возврата на родину: за государственного крестьянина подати платили в таких случаях его родственники, но паспорт выдавался на срок, и продлить его было не просто.
Шубин не сразу поступает в Академию художеств, возможно, "некие особы" ждут случая рекомендовать его куратору и первому попечителю Академии И.И. Шувалову. Почему же Ломоносов, наиболее вероятный опекун молодого мастера, не берет Шубина к себе? Ведь именно в эти годы он набирает учеников по мозаичному делу. Видимо, с самого начала ясно, что судьба Шубина - не живопись и не мозаика, а ваяние. Почему Шубина устраивают придворным истопником? Едва ли это выяснится когда-либо, но не стоит забывать, что должность открывала перед ним двери царских резиденций, богатых самой разнообразной резьбой и скульптурой. Рельефы оживляли фронтоны зданий, декоративные скульптуры стояли в нишах, белели в листве парадных парков. На строительстве нового Зимнего дворца через год после приезда Шубина в Петербург начали высекать декоративные скульптуры из местного пудостского камня. В истории искусства давно принято не подтвержденное документально предположение, что именно Ломоносов рекомендовал Шубина И.И. Шувалову. Мог ли Ломоносов не оценить таланта молодого костореза - ведь он готов был поддержать всякого, внушающего надежду стать одним из российских "Платонов и быстрых разумом Невтонов". Если учесть, что в эти годы Ломоносов активно занимается проблемами искусства и множеством нитей связан с Академией художеств, можно с достаточной долей вероятности утверждать, что именно под его влиянием сложились основы мировоззрения скульптора.
Относительно вольное положение крестьян-поморов, не знавших крепостного права, сказывалось и на формировании их характеров. Независимость, даже дерзость, присущие Ломоносову, были свойственны и Шубину. Их связывало многое. Вспомним: Ломоносов стоит у истоков русского Просвещения с его вольнолюбием, представлением о монархе как первом гражданине Отечества, рачительном отце своих подданных. Можно предположить, что идеи эти были усвоены и Шубиным в годы его обучения в петербургской Академии художеств. Особое, вдохновляющее значение для него должна была иметь та патриотическая ориентация Ломоносова, которая буквально пронизывает все его начинания, звучит в каждом слове. "Благополучны вы, сыны российские, исполненное надежды юношество, - говорил на собрании Академии 10 октября 1763 года избранный ее почетным членом-"оратором" М.В. Ломоносов, - что можете преуспевать в похвальном подвиге ревностного учения и представить пред очами просвещенные Европы проницательное остроумие, твердое рассуждение и ко всем искусствам особливую способность нашего народа". Среди слушавших его был и Федот Шубин.
В дошедшей до наших дней "Промемории из Санкт-Петербургской Академии художеств в придворную ея императорскаго величества контору", подписанной И.И. Шуваловым и датированной 23 августа 1761 года, изложено требование "уволить от двора" и определить в Академию художеств истопника Федота Иванова сына Шубного, "которой своей работой в резьбе на кости и перламутре дает надежду, что со временем может быть искусным в своем художестве мастером". В ноябре 1761 года по Высочайшему повелению Федот Шубной определяется в Академию художеств и вносится в списки учеников под именем Федота Шубина. В общем, конечно, Шубину повезло: опоздай он на два-три года и неизвестно, как сложилась бы его судьба.
И.И. Шувалов, большой почитатель М.В. Ломоносова, нередко своей властью проводил идеи великого русского ученого. Куратор Академии художеств, он отбирал учеников по способностям и без проволочек зачислял их. С коротким периодом существования шуваловской Академии (1757-1762 годы) связаны блистательные имена: Василий Баженов, Иван Старов, Федор Рокотов, Федот Шубин и другие. В "Ордере" инспекторам Академии уже перед самым уходом с поста куратора И.И. Шувалов снова подчеркивает необходимость ученика "не прежде принимать, пока в нем склонность и охота примечены будут", и предлагает даже установить своего рода испытательный срок. Вступившая на престол в 1762 году Екатерина II объявила Академию Шувалова "партикулярной" - частной, куратора отправила за границу - в почетную ссылку, и Академию художеств открыла вторично - на новых основаниях. Теперь в Воспитательное училище при Академии набираются малолетки - пяти-шестилетние дети, из которых надеются вырастить "новую породу" людей - образцовых представителей "третьего сословия".
Повезло Шубину и с учителем. Среди случайных иностранцев, приезжавших в Россию за легкой наживой и неохотно принимавших на себя педагогические обязанности, Николя-Франсуа Жилле выделялся преданностью долгу наставника. Почти двадцать лет он отдает скульптурному классу петербургской Академии художеств, разрабатывает - по образцу французской - систему профессиональной подготовки, и в итоге выпускает блестящую плеяду русских скульпторов. Среди них, кроме Ф.И. Шубина, И.П. Прокофьев, М.И. Козловский, Ф.Ф. Щедрин, И.П. Мартос и другие. Сумев сохранить индивидуальность каждого из своих учеников, признанный мастер декоративной скульптуры и отличный портретист передал им пространственное понимание формы. Они постигли значение различных способов обработки камня, научились применять инструменты, варьируя характер их использования так, чтобы сама фактура материала становилась средством художественной выразительности. Шубин проходит вместе с другими все этапы академического обучения; копирование с образцов и гипсов, рисование и лепку с натуры.
До 1763 года режим в Академии был достаточно свободный. Вступивший на пост президента И.И. Бецкой одним из первых "Ордеров" требует "крепко наказать, чтоб никто и никуда из академии выпущаем не был, разве за какою-либо крайнею нуждою, и то с позволения имеющего надзирание над оными". Усердный, проявивший "хорошие успехи и поведение", Федот Шубин едва ли позволял себе бесцельные шатания по городу. Расписание занятий времени для безделья не оставляло. С шести утра до восьми вечера с двумя часовыми перерывами ученики по понедельникам, вторникам, четвергам и пятницам занимались в специальных и "язычных" классах, по средам и субботам в те же часы - математикой, правописанием и катехизисом.
В архивных материалах, относящихся к первым годам пребывания Шубина в Академии, имя его встречается нечасто. Академические работы Шубина, к которым относятся также жанровые статуэтка "Валдайка с баранками" и "Орешница с орехами", до нас не дошли. На публичной выставке 30 июня 1764 года среди награжденных Малой серебряной медалью за программу первым по списку значился Ф.Г. Гордеев, Федот Шубин - седьмым. "Журнал публичного собрания Академии" 21 сентября 1765 года отмечает: за рисунок с натуры Большая серебряная медаль присуждена ученику пятого возраста Федоту Шубину. Наконец, 10 июля 1766 года за барельеф по древнерусской истории "Об убиении в Киеве Олегом Аскольда и Дира" Шубину присуждена Большая золотая медаль, дающая право на пенсионерскую поездку за границу.
Все годы, пока Шубин овладевал мастерством ваятеля в Академии, тянулась неспешно, но упорно переписка Архангельской губернской канцелярии с Петербургом о крестьянине Федоте Шубине, который почитался в бегах состоящим. По этому случаю братья Шубина, платившие за него подушный склад, не получали годовых паспортов для жительства в иных местах России. "Того ради императорскую Академию прошу, - пишет Шубин в "Покорнейшем прошении в Академию", - чтоб соблаговолила как выключить меня из подушного окладу, так по зачет за вышеупомянутых братьев моих в будущий набор в рекруты в архангелогородскую канцелярию сообщить". Привилегия для оканчивавших Академию художеств состояла в том, что они получали полную свободу и вольность, однако и после окончания Шубиным Академии переписка о нем тянулась не один год - слишком медленными были колеса российской бюрократической машины.
7 мая 1767 года на собрании членов Академии Федоту Ивановичу Шубину в числе прочих выпускников был вручен "Аттестат со шпагою", что означало получение первого офицерского чина и личного дворянства, громогласно прочитано и принято определение: "Удостоившихся за хорошие успехи, добронравие, честное и похвальное поведение из учеников Петра Матвеева сына Гринева, Федота Иванова сына Шубина, Ивана Алексеева сына Иванова отправить морем во Францию, написав с ними рекомендации в две французские королевские академии, к господам почетным членам его сиятельству князю Дмитрию Алексеевичу Голицыну и почетному вольному общнику господину Дидро дать дозволение письменное ехать во Францию и Италию для достижения совершенства в художествах, на три года". Трем пенсионерам выдают на дорогу по 150 рублей, дают указание голландскому комиссионеру Академии переводить им по 400 рублей в год. По реестру им вручают приданое: по 6 рубах верхних, по 3 исподних, по 6 галстуков, по 6 простыней, по 3 наволочки и прочее, включая верхнее платье и башмаки.
Одетые во все новое, при шпагах, пройдя таможенный досмотр, свободные от долгов, "в вечные роды" вольные, 23 мая 1767 года входят три российских пенсионера на корабль - в их паспортах "божиею милостью самодержица всероссийская" предписывала всем и каждому "не токмо свободно и без задержания везде пропускать" молодых художников, "но и всякое благоволение и вспоможение" им оказывать. Рапорты пенсионеров донесли до нас все подробности путешествия, продолжавшегося около полутора месяцев с 12 июня по 23 июля 1767 года, когда молодые художники прибыли в Париж и поселились в гостинице "Туринский крест" на улице Гране. Неделю ждали возвращения князя Голицына с королевской охоты, были им приняты и вручили запечатанный малой академической печатью диплом почетного члена Академии художеств. Такой же диплом привезли и Д.Дидро.
Восторженный тон первых отчетов доносит до нас атмосферу радостной новизны отношений между художниками и людьми ранга Дидро и Голицына - отношений, характерных для Франции эпохи Просвещения и совершенно неожиданных для тех, кто по-прежнему привычно подписывается под рапортом в Академию: "всепокорнейший и всепослушнейший раб". Русский посол князь Д.А Голицын, опекавший молодых людей в Париже, был просвещенным и передовым человеком, большим знатоком искусства. По совету Дидро, с которым был дружен Голицын, 29 июля Шубин с рекомендательным письмом отправляется к своему парижскому учителю - весьма уважаемому мастеру Ж.-Б. Пигалю. Начинается новый период жизни скульптора. Жан-Батист Пигаль - один из самых заметных среди работающих в этот период во Франции мастеров, автор реалистических портретов, которые дадут впоследствии основания назвать его "беспощадным". В мастерской учителя Шубин лепит с натуры - нередко рядом с маэстро и с той же модели, - копирует античные скульптуры и работы самого Пигаля. Принимает участие в подготовке и отливке фигур для монумента Людовика XV. Во второй половине дня ходит в натурный класс Парижской Академии художеств, часто бывает в Королевской библиотеке и мастерских известных скульпторов. "Ни единого в Париже места примечательного и достойного, касающегося для нас, не пропускаем и употребляем старание в приращении разума", - писал Шубин в Петербург.
Профессора с русских пенсионеров ничего за учение не берут: готовят художников "к пользе и славе России", "ничего не требуя, велят более стараться делать с натуры". Учение Шубина успешно продвигается, и вскоре Пигаль предлагает ему новое задание: делать эскизы барельефов с эстампов знаменитых мастеров - Пуссена, Рафаэля, это считается нужным и полезным "как для положения места, так платия и видов". Создает Шубин и свободные, авторские композиции - по одной в неделю. Докладывает в Академию: "Делаю также круглые и в барельев портреты под смотрением моего учителя". Это увлечение портретной скульптурой весьма знаменательно, хотя в Петербург Шубин сообщает о нем как бы между прочим.
Рапорты пенсионеров свидетельствуют, что во Франции они находились в постоянном контакте с Дидро, возглавляющим группу философов - издателей "Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел". В 1860-х годах Дидро разрабатывает эстетику просветительского реализма и призывает к верности натуре ("Правда натуры - основа правдоподобия искусства"). Дидро считает портрет не только самым трудным жанром, но и самым демократичным. "Портретную живопись, искусство бюста должен чтить народ республики, где взорам граждан надлежит устремляться к защитникам их прав и свободы, - пишет он. - Иначе в монархическом государстве; там нет никого, кроме бога и короля. Однако если верно, что искусство живет лишь первоначальным принципом, его породившим, медицина - опытом, живопись - портретом, скульптура - бюстом, пренебрежение портретом и бюстом свидетельствует об упадке этих двух искусств". В "Опыте о живописи" Дидро утверждает, что "каждое сословие имеет свой характер и свое выражение", вводя в сферу повышенного внимания портретиста выявление социальных особенностей характера. Идеи энциклопедистов, особенно Дидро, дали Шубину не меньше, нежели занятия в мастерской Пигаля. Он окончательно выбирает для себя стезю портретиста, все чаще сообщает в Академию художеств о своих портретных работах - и из Франции, где он задерживается на год дольше однокашников, и из Италии. Впрочем, Академия верна себе: звание "назначенного" - первое в академической системе - Шубин получает за "историческую статую "Греческая любовь" и терракотовую "Голову Авраама". В русской Академии утвердилось мнение, что портрет, как и натюрморт, "списывают", в то время как историческую композицию сочиняют, и поэтому последняя неизмеримо выше первого.
Италия, куда Шубин попадает летом 1770 года после долгих просьб и благодаря ходатайствам Д.Дидро и Э.-М. Фальконе, не могла не поразить его огромным количеством памятников античного искусства, культ которого на десятилетия установился в Европе после раскопок Геркуланума и Помпеи. И хотя учиться в Риме в эти годы было не у кого, сами памятники античности и Возрождения были учителями. Дидро, проповедующий ориентацию на натуру, признает, что "пренебрегать изучением великих образцов - значит вновь перенестись к тем временам, когда зарождалось искусство, и притязать на славу творца". С небольшим перерывом на поездку в Париж Шубин живет в Италии до весны 1773 года сначала как пенсионер Академии художеств, затем как спутник богатейшего русского промышленника Н.А. Демидова.
"Журнал путешествия его высокородия Никиты Акинфиевича Демидова" рассказывает о том, как возникла идея пригласить Шубина: "В ноябре 1772 года начаты делать Никиты Акинфиевича и Александры Евтиховны мраморные бюсты русским пенсионером Шубиным, из Рима возвратившимся, и чтобы более иметь время работать, то господин Шубин переехал к нам жить; а между тем всегда рассказывал Никите Акинфиевичу о древностях римских и о всех достопамятных вещах, чем возбудил охоту видеть и Италию к тому же уговорили мы с собою провожатым и господина Шубина, по довольному его знанию итальянского языка". Упоминания о Шубине в "Журнале" редки: едва ли богатые путешественники сознавали, как им повезло. Но характер записей после того, как к обществу присоединился молодой скульптор, заметно изменяется: больше внимания уделяется искусству, появляются элементы анализа увиденных достопримечательностей. В конце 1772 года Шубин во время путешествия с Демидовыми по Италии останавливался в Болонье, где выполнил ряд работ, за которые старейшая в Европе Болонская Академия выдала ему диплом на звание почетного академика.
Живший в Риме И.И. Шувалов, и за границей не порывавший связи с Академией художеств, покровительствовавший одному из первых ее выпускников, заказывает Шубину свой портрет и бюст своего племянника Ф.Н. Голицына. В портрете И.И. Шувалова (мрамор, 1771, ГТГ) Шубин создает совершенно новый художественный образ. Компактность упругой формы, энергичная линия профиля - высокий лоб, крупный нос, резко выступающий подбородок - "гасят" округлость пухлых щек. Открыто и прямо устремленный взор "поддержан" строгим выражением плотно сжатого рта. Перед зрителем возникает натура деятельная, волевая и - при кажущейся мягкости - властная и энергичная. Известно, что в 1771 году по рекомендации И.И. Шувалова Шубин получил также заказ на парные портреты фаворитов императрицы - Алексея и Федора Орловых. "Сделал он с обоих бюсты столь удачно, - пишет вдова Шубина в Академию художеств, - что весь Рим о искусстве его узнал, а потому его высочество герцог Глочестерский посетить его изволил в мастерской, и увидя его бюсты, заказал ему оба сделать из мрамора и для себя, а по окончании отправить оные в Ливорну к консулу". Однако след бюстов затерялся и лишь в 1947 году был обнаружен мраморный барельеф с надписью на срезе: "Д[елал] в Риме Ф.Шубинъ 1771 го". Исследователями барельеф был определен как портрет Ф.Г. Орлова - один из тех парных "бюстов", о которых писала жена Шубина. Сегодня этот бюст находится в Англии в Рохэмптоне, неподалеку от Лондона.
В Италии был выполнен и один из первых дошедших до нас "круглых" бюстов - уже упоминавшийся портрет Ф.Н. Голицына (мрамор, 1771, ГТГ). Пожалуй, это один из самых "римских", наиболее антикизированных бюстов Шубина даже в этот период, когда влияние античного искусства в его творчестве наиболее ощутимо. И в то же время - одно из наиболее лирических произведений мастера. Удачным оказался и выполненный в Риме мраморный бюст Екатерины II, несмотря на то, что эта работа была исполнена не с натуры. Бюст императрицы до Октябрьской революции находился в имении Голицыных Петровское, откуда попал в частное собрание в Париже, а в 1969 году был приобретен музеем Виктории и Альберта в Лондоне. В середине 1970-х годов благодаря многолетним розыскам известной исследовательницы творчества Ф.И. Шубина О.П. Лазаревой в Италии были обнаружены портреты Демидовых, выполненные в Париже в 1772 году.
Летом 1773 года Шубин вместе с внуком уральского горнозаводчика Н.А. Демидовым совершает еще одно путешествие - в Англию. Приехав на несколько недель в Лондон, Шубин работает в мастерской известного скульптора-портретиста Дж. Ноллекенса. Работы пенсионерского периода доказывают, что к моменту возвращения на родину Шубин был уже сложившимся портретистом. Щедро одаренный природой и крепко связанный с традициями русского искусства, впитавший идеи Просвещения, прошедший школу лучших европейских Академий, изучивший сокровища искусства античности, эпохи Возрождения, он выходит на дорогу самостоятельного творчества. Окрыленный первыми успехами, Шубин возвращается в Петербург в августе 1773 года. Российская империя, казалось, была на вершине могущества: одерживала победы в войнах на суше и на море, одновременно вела грандиозное строительство (достаточно вспомнить проект перестройки Кремля, над которым трудился В.И. Баженов). "Неустанно пеклась" о благе подданных "республиканка на троне" Екатерина II, окруженная сонмом полководцев, дипломатов, философов. И Шубин немедленно привлекается к созданию галереи портретов примечательных деятелей "допугачевского" периода царствования Екатерины.
Уже на третий день по приезде в Петербург Шубин приступает к работе над портретом вице-канцлера А.М. Голицына (гипс, 1773, ГРМ; мрамор, ГТГ). Именно этот бюст прославил мастера в его отечестве, и он же считается произведением, наиболее полно воплотившим все особенности творчества Шубина в ранний петербургский период. Когда воспринимаешь портрет Голицына фронтально, он поражает изысканностью силуэта. Широкие складки плаща свободно окутывают плечи, мягкие локоны парика обрамляют высокий лоб. В портрете появляется то, чего нельзя было достичь в барельефе: богатство ракурсов, открывающихся при пространственно-динамичном восприятии произведения. В самом деле, чуть измените точку восприятия портрета, сделайте шаг вправо. Гордая, надменно вскинутая голова с чеканным профилем, плотно сжатые губы, спокойный взор - все выражает уверенность в себе и высокомерную отчужденность. При обходе бюста можно проследить, как появляется на строгих губах легкая усмешка, в глазах - тепло, затем голова устало склоняется к правому плечу, усмешка сменяется насмешкой - над собой, над другими? Эта работа Шубина заслужила похвалу самого Фальконе.
После успеха бюста Голицына императрица приказала "никуда Шубина не определять, а быть собственно при Ея Величестве". А уже 4 сентября 1774 года, Академия художеств, нарушив устав, согласно которому звание академика полагается только за произведения исторического или мифологического жанра, присуждает его Шубину за портретный бюст императрицы, исполненный по воле Екатерины II с натуры и считающийся самым схожим из всех (находится в Эрмитаже).
Скульптор редко обращался к бронзе, он работал в основном в мраморе. В виртуозном овладении мрамором ему не было равных. Именно в этом материале мастер показал все многообразие и психологических решений, и художественных приемов. Языком пластики он создает образы необычайной выразительности, исключительной энергии, совсем не стремясь к их внешней героизации, как, например, бюст генерала-фельдмаршала З.Г. Чернышева (мрамор, 1774, ГТГ). В 1770-е годы мастер создал очень много портретов, при этом работал быстро: не менее одного бюста в месяц. Все желали иметь портреты, сделанные любимцем императрицы. Однако неистощимая наблюдательность и проницательность помогли скульптору не повторяться, находить новые решения, идущие не от внешних признаков, а от внутреннего содержания модели. В портретах Шубина перед нами проходит высший свет Петербурга.
За внешней грацией и изяществом придворной дамы М.Р. Паниной (середина 1770-х, ГТГ) проскальзывают холодность, властность и высокомерие. Знаменитый полководец фельдмаршал П.А. Румянцев-Задунайский (1777, гипс, ГРМ; 1778, мрамор) изображен в искусно задрапированном плаще, внешность его нисколько не приукрашена. Шубин не боится снизить, "заземлить" образ фельдмаршала, передавая характерность его совсем не героического круглого лица со смешно вздернутым носом, заплывшими глазами и двойным подбородком. Более того - скульптор сумел выявить в нем черты сильной и значительной натуры. Совсем иной характер раскрыт в портрете В.Г. Орлова (1778, ГТГ). Аристократическая осанка, пышная драпировка - вся импозантность внешнего вида получила под рукой скульптора оттенок иронии. Наглое лицо бездарного человека, возглавившего Академию наук лишь благодаря родственным связям, запечатлено с беспощадной правдивостью.
Прост и строг по композиции бюст богатого промышленника И.С. Барышникова (1778, ГТГ). В этом представителе нарождающейся буржуазии Шубин видит умного и расчетливого дельца; блестяще слиты воедино индивидуальные и социальные черты. Взволнованностью, романтическим настроением поражает портрет статс-секретаря Екатерины II и ее недолгого фаворита П.В. Завадовского (середина 1770-х, гипс, ГТГ). Резкость поворота головы, пронзительность взора, аскетичность всего облика, свободно развевающиеся одежды - все это обнаруживает натуру страстную, незаурядную. Поражает гибкость мастера, с которой он применяет свои приемы в зависимости от "человеческого материала". Сокровенные движения души раскрывает скульптор в удивительно поэтическом облике молодого человека - "Портрет неизвестного" (середина 1770-х, ГТГ). Спокойная композиция, мягкая моделировка помогают ощутить состояние глубокой задумчивости портретируемого.
В 1774-1775 годах Шубин работал над серией, состоявшей из 58 круглых мраморных барельефов (диаметром около 70 см) с изображением в три четверти или анфас князей и царствующих особ от Рюрика до Елизаветы Петровны. Барельефы предназначались для круглого зала Чесменского дворца и в настоящее время находятся в Оружейной палате Кремля. Образы трактованы в соответствии с характеристиками, данными в летописях, однако иногда представляют собой вольные фантазии на тему исторического портрета, иногда прямо антиисторические по характеристикам. В следующее десятилетие Шубин выполняет многочисленные заказы на декоративные работы: статуи и рельефы для Мраморного дворца (1775-1782), которые он исполнил вместе с итальянцем Валли и австрийским скульптором Дункером, мраморный мавзолей генерал-лейтенанта П.М. Голицына, скульптуры для Троицкого собора Александро-Невской лавры (1786-1789). В изображении 20 мраморных статуй пророков и в 6 барельефах для Троицкого собора (арх. Старов) роль Шубина, видимо, свелась к эскизам и наблюдению за работой. Последней декоративной работой Шубина была статуя Пандоры для Большого каскада, созданная в связи с заменой обветшавших свинцовых скульптур Петергофа. Прообразом для нее послужила "Купальщица" Фальконе, которую Шубин копировал в Париже. Из портретных работ 1780-х годов заслуживают внимание бюсты П.Б. Шереметева (1783, Кусково), генерала И.И. Михельсона (1785, ГРМ), медальон с профильным изображением Екатерины II и ее скульптурный бюст (1783, ГРМ).
В бюсте Г.А. Потемкина-Таврического (1791, мрамор, ГРМ), в его добродушном, но при этом скептически улыбающемся лице в ореоле пышных кудрей, в мощной шее, выступающей из тонкого кружева рубашки, намечена будущая очень свободная моделировка формы; в бюсте же адмирала В.Я. Чичагова (1791, мрамор, ГРМ) она совершенно иная - сухая, сдержанная, способствующая передаче совсем иного характера модели: на лице читаются воля, ум, но и глубоко запрятанная горечь разочарований. Обособленно стоит в творчестве Шубина статуя "Екатерина II - законодательница" (1789-1790, ГРМ), исполненная по заказу Г.А. Потемкина для Таврического дворца на праздник 1790 года в честь победы над турками. Эта статуя, изображающая императрицу в образе богини Минервы, пользовалась большим успехом, но от императрицы скульптор не получил вознаграждения, не получил и профессорского места в Академии, где портретная скульптура считалась "низшим жанром".
Со временем интерес к Шубину угасает. Выполненные без прикрас портреты все меньше нравятся великосветской публике, которая хочет видеть свое изображение идеальным. Меньше становится заказов, падает и оплата. Художник вынужден обратиться к Г.А. Потемкину, и тот ходатайствует перед президентом Академии художеств И.И. Бецким о зачислении Шубина на должность адъюнкт профессора в скульптурный класс. От себя скульптор тоже подает прошение в Совет Академии и просит предоставить ему платную должность. Но из-за интриг коллег Шубина по специальности, Ф.Гордеева и Ф.Щедрина оба письма остаются без ответа. Тогда в 1792 году Шубин обращается к Екатерине: "Всемилостивейшая Государыня, нахожусь в умалении здоровья и необходимости просить о помощи..." Лишь через два года прославленный мастер был утвержден профессором, но без предоставления платного места. Невзгоды подорвали здоровье больного человека, обремененного большой семьей. Но Шубин не перестает работать. Произведения второй половины 1790-х годов свидетельствуют о способностях скульптора глубоко и полно раскрывать характер человека. Многогранны созданные им образы: самовлюбленный красавец Платон Зубов (1796, ГТГ), педантичный И.И. Бецкой (1790-е, ГТГ), тупой и чванливый петербургский градоначальник Е.М. Чулков (1790-е, ГРМ) и др.
В 1792 году Шубин по памяти с увлечением лепит бюст М.В. Ломоносова (ГРМ) для Камероновой галереи Царского Села, где размещались бюсты античных героев. В отличие от других, этот портрет прост по композиции и трактовке формы, в нем нет никаких элементов парадности и официальности. Напомним, что Шубин относился к Ломоносову с особым пиететом. Гениальный русский ученый был ему близок не только как земляк, но и своей творческой вдохновенностью; в его облике видны живой ум, энергия, сила чувств. Но разные ракурсы дают разные аспекты натуры. И в другом повороте мы читаем на лице и грусть, и разочарование, и даже выражение скепсиса. И хотя работа эта не с натуры (Ломоносов умер за 27 лет до нее), скульптурный портрет М.В. Ломоносова работы Ф.И. Шубина считают наиболее достоверным изображением ученого.
Шубин работает много и быстро, никогда не повторяясь и не впадая в шаблон. Шедевром портретного искусства стал знаменитый бюст Павла I (1797-мрамор, 1798-бронза, ГРМ). Здесь сентиментальная мечтательность уживается с жестким, почти жестоким выражением лица, а уродливые, почти гротескные черты не лишают образ величественности. Шубин раскрывает в нем всю сложность противоречивого образа: надменность, холодную жестокость, болезненность и скрытое в глубине страдание. Тем не менее, работа скульптора Павлу понравилась. Необычайно выразителен по остроте и беспощадности характеристики созданный скульптором в 1798 году бюст А.А. Безбородко (мрамор; ГРМ), секретаря Екатерины II, человека умного, властного и жестокого. За годы своей творческой жизни Шубин выполнил портреты и бюсты практически всех крупнейших российских государственных деятелей, военачальников, чиновников. Он исполнил множество портретов русской знати, стал модным художником. Однако с каждым годом положение Шубина становилось все тяжелее. В 1797 году он обращается за помощью к Павлу I, а через год подает прошение Академии с просьбой "не оставить дачею хотя одной казенной квартиры с дровами и свечами". Но и это осталось без внимания. Шубину не на что было содержать семью, он стал слепнуть, а в 1801 году сгорели его небольшой дом на Васильевском острове и мастерская с работами, которые там находились.
Удары судьбы не заставили Шубина изменить себе. В одной из последних работ - бюсте Александра I (1801) за внешней приветливостью императора видно холодное равнодушие. Александр все же выказал милость - пожаловал скульптору бриллиантовый перстень. Вынуждена была проявить внимание к Шубину и Академия, предоставив казенную квартиру и свечи, о которых он давно просил. В 1803 году по указу Александра I Шубина назначили, наконец, адъюнкт профессором с жалованием по штату. Но здоровье было вконец подорвано, и 12 (24) мая 1805 года в Петербурге Ф.И. Шубин умер, не дожив нескольких дней до своего 65-летия. Пенсии его вдове Академия не дала "по причине кратковременного служения ее покойного мужа".
Смерть крупнейшего скульптора русского "века Просвещения" прошла почти незамеченной. Трагически кончилась жизнь ваятеля, искусство которого, по словам В.И. Мухиной, было "образом времени". Его тихо похоронили на Смоленском православном кладбище. В октябре 1931 года останки Ф.И. Шубина были перенесены в мемориальный Некрополь XVIII века (Лазаревское кладбище) Александро-Невской лавры. Туда же перенесли и скромный надгробный памятник - мраморный жертвенник с барельефным портретом (скульптор И.П. Прокофьев) и знаменитой эпитафией:
Сын мразные страны, где гении восстали,
Где ЛОМОНОСОВЫ из мрака воссияли,
Из россов первый здесь в плоть камень претворял
И видом дышущих скал чувства восхищал [...]
Но сей наш ПРОМЕТЕЙ, сей наш ПИГМАЛИОН,
Бездушных диких скал резцом животворитель,
Природы сын и Друг, искусствам же зиждитель,
В ком победителя она страшилась зреть,
А с смертию его страшилась умереть,
Сам спит под камнем сим и к вечной славе зреет,
Доколь наставница-природа не истлеет.
Творчество Шубина - одна из вершин русской и мировой реалистической скульптуры. Его лучшие традиции были восприняты целой плеядой крупнейших русских мастеров - Козловским, Мартосом и скульпторами XIX века.