Деятель финского и российского революционного движения Иван (Юкка) Рахья родился 19 июля 1887 года в Кронштадте, в семье корабельных плотников. С детства работал, учился в мастерской металлистов. Еще учеником распространял подпольную литературу, входил в состав подпольного комитета большевистской партии в Кронштадте. В 1902 году, в возрасте 15 лет, Юкка Рахья вступает в РСДРП, также как и его старший брат Эйно Рахья (1885-1936) становится активным деятелем финского молодежного движения.
В 1905 году молодой рабочий-металлист Иван Рахья принимает участие в первой русской революции (1905-1907 годов), становится членом Кронштадтского комитета РСДРП, одним из руководителей восстания матросов и солдат. С конца 1905 года, после неудачного восстания в Кронштадте, И.Рахья бежал в Финляндию, учился в промышленной школе, принимал участие в финском рабочем движении как оратор и в движении среди молодежи, вел партийную работу в Гельсингфорсе. В 1913 году Иван Рахья вернулся в Петербург, где работал в мастерских и участвовал в подпольной работе.
Рахья был активным участником Февральской революции, участвовал в митингах и выступлениях. После февраля 1917 года он был избран членом Петроградского комитета РСДРП(б), делегатом 7-й (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б) и участником 6-го съезда РСДРП(б). Участвовал также в расширенном заседании ЦК партии 16 (29) октября 1917 года, подтвердившего решение ЦК от 10 (23) октября о вооруженном восстании. На этом заседании, по поручению Исполнительной комиссии, Иван Рахья выступил с докладом о текущем моменте.
И.А. Рахья был одним из ультра-радикалов в Петроградском комитете РСДРП(б) накануне июльских событий 1917 года, после которых он был заключен в тюрьму. Теперь он выступал от имени большинства Исполнительной комиссии, согласного с точкой зрения Ленина и готового следовать его призывам. Доказывая необходимость немедленного вооруженного восстания, Рахья обращал особое внимание на положение, сложившееся в Финляндии, на его родине. "Финские войска, - заявил И.А. Рахья, - всецело поддерживают большевиков, политическая власть находится в руках большевистского Областного комитета. Комитет ведет непримиримую борьбу с Временным правительством, и сейчас сложилось такое положение, какое долго продолжаться не может, - он должен будет или сдать свои позиции, или идти дальше. Ходят слухи о предстоящем разоружении кронштадтцев, положение в Кронштадте становится все более взрывоопасным. Все это свидетельствует о том, что вопрос стоит теперь о жизни или смерти партии, поэтому собрание должно сосредоточиться исключительно на обсуждении указаний Ленина и практических вопросов подготовки вооруженного восстания".
В своем выступлении И.А. Рахья резко критиковал сомневающихся. "Я думал, что мы все здесь революционеры, - заявил он, - но когда слушал товарищей Володарского и Лашевича, я поколебался в своем мнении". В ответ на утверждение, что большевики не смогут удержать власть, так как окажутся не в состоянии поддерживать требуемый уровень промышленного производства и обеспечить снабжение продовольствием, Рахья возразил, что, по его мнению, тяжелое экономическое положение России является следствием саботажа и, когда установится революционная власть, эта проблема будет решена. Более того, настаивал И.А. Рахья, если большевики будут медлить с взятием власти, они не только не укрепят свои позиции в массах, но и утратят ту поддержку народных масс, которой пользуются в настоящее время.
Вечером 24 октября 1917 года Владимир Ленин, густо загримировавшись, чтобы его не узнали, рискуя жизнью, пересекает город без всякой охраны. В Смольный его сопровождает только один человек - Юкка (Иван) Рахья - бывший рабочий-металлист, ставший одним из видных членов большевистского руководства партии. Дважды по пути их останавливают патрули юнкеров. Но вот Ильич в Смольном и непосредственно становится у руля восстания, которое происходит в ночь на 25 октября.
После Октябрьской революции 1917 года и провозглашения независимости Финляндии Рахья был направлен в Хельсинки в качестве помощника комиссара по финляндским делам. В апреле 1918 года он участвовал в революции, а также в короткой, но кровопролитной гражданской войне в Финляндии, был тяжело ранен в бою при станции Кямяря. В 1918 году И.А. Рахья стал одним из организаторов финской Красной гвардии. После сокрушительного поражения финских "красных" (радикально настроенных социал-демократов), более 30 тысяч финских революционеров нашли убежище в Советской России. В их числе был и И.А. Рахья. В Москве, при поддержке и щедром финансировании большевиков, создается Коммунистическая партия Финляндии (КПФ), ставившая своей целью свержение "буржуазного" строя путем подпольной борьбы. Новая революция, по мнению красных финнов должна была вот-вот начаться. Одним из основателей Финской компартии, членом ее ЦК, стал Иван Рахья.
В марте 1919 года И.А. Рахья был представителем Финской коммунистической партии на учредительном конгрессе III Интернационала. В июле-августе 1920 года он был также делегатом 2-го конгресса Коминтерна от КПФ в Петрограде.
Вожди финских коммунистов - О.Куусинен, К.Маннер, Ю.Сирола и другие - жили в роскошных номерах "Астории" и заседали в президиумах бесконечных конференций. Однако рядовые беженцы-финны, жившие в холодных казармах Павловского полка и спавшие на цементном полу, с возмущением смотрели на них. "Господа из "Астории", "клуб Куусинена", "господа социалисты" - так называли рядовые финны членов ЦК КПФ. В казармах и рождается "револьверная оппозиция". Во время собрания под руководством Войтто Элоранта было принято бесхитростное решение - застрелить "господ из Астории", предавших дело революции. Коммунистическая номенклатура с ее льготами и привилегиями еще только начинала складываться, сам факт ее возникновения оскорблял романтиков, веровавших в близкую мировую революцию. Для исполнения своего плана "радикалы" решили использовать конференцию, намеченную на 31 августа 1920 года, на котором должна была присутствовать вся верхушка финских коммунистов.
События того дня сейчас практически полностью забыты. Все случилось в Петрограде в доме №26-28 по улице Красных Зорь (ныне Каменноостровский проспект), где проходило очередное заседание "Финского рабочего клуба имени О.В. Куусинена". По различным причинам главные лидеры отсутствовали. Однако конференция была открыта. В 9 часов вечера к зданию подошли девять человек. Двое из них взяв в руки гранаты, остались у входа, а остальные поднялись на шестой этаж к квартире, где проходило собрание. И.А. Рахья только что закончил доклад о подъеме рабочего движения в Финляндии и вышел покурить в прихожую. Именно он и стал первой жертвой визитеров. Выхватив наганы, вошедшие застрелили его на месте, затем ворвались в зал собраний и продолжили пальбу, выбирая в качестве мишеней "наиболее ответственных работников".
Началась паника. Секретарь военной организации Лилья Саволайнен, пытавшаяся позвонить по телефону, была хладнокровно застрелена. На мольбы о пощаде кто-то из нападавших ответил "вы должны умереть". На полу остались лежать 8 человек. Также были убиты кассир военной организации Туомас Хюрскюмурто, красный командир Юкка Виитасаари, бывший член финляндского революционного правительства (Совет народных уполномоченных) и активный деятель КПФ Коста Линдквист, член ЦК КПФ журналист и литератор Вяйне Иоккинен, заведующий регистрационным отделом бывший рабочий-металлист Теодор (Федор) Кеттунен и один из "заглянувших на огонек" рядовых коммунистов бывший булочник Юхо Сайнио.
Раненными оказались десять человек - член ЦК КПФ К.М. Эвя, заведующий канцелярией Йохан Лехтинен, заведующий конспиративными квартирами Йохан Саватолейкунен, член коллегии бюро рабочих коллективов Йохан Вастен, секретарь бюро Микка Виркки и члены партии Элис Суркаулис, Атто Лайне, Айно Петерсон, Сакеус Юриоя и Армас Паккинен (Паккинен, как и Сайнио, попал в число жертв совершенно случайно). Бойня продолжалась пару минут. Убийцы вошли в такой раж, что продолжали стрелять в уже бесчувственные тела своих жертв. В конце концов, звуки выстрелов, а также вылетевший в окно стул, привлекли внимание милиции. Людей с пистолетами "стражи порядка" схватили уже на выходе из дома, причем никакого сопротивления террористы не оказали.
Весть о случившемся быстро облетела город. Никто не знал сути происшедшего. Сначала ходили слухи, что преступление организовали братья Эйно и Юкка Рахья, которые, якобы, таким образом решили завоевать прощение у финских белогвардейцев. Затем оказалось, что Юкка Рахья был в числе жертв, однако ситуацию это не прояснило. Все арестованные на месте преступления оказались хотя и молодыми, но проверенными членами партии, хорошо проявившими себя и во время революционных событий 1918 года и уже позже на подпольной работе в Финляндии. Петроградским газетчикам потребовалась целая неделя, чтобы осмыслить происшествие и создать более менее благопристойную версию событий. На первый план пресса выдвинула идею "контрреволюционного заговора".
Так сообщение ВЧК гласило, что "Созданная по горячим следам для расследования дела комиссия под председательством тов. Дзержинского сразу напала на хитро обдуманный план и тонко сплетенную нить заговора финских белогвардейцев. Пользуясь счетами личного характера, неизбежными в результате временного, но тяжелого поражения финской революции и неопытностью небольшой группы финской молодежи ловкая рука белогвардейского замысла сделала эту группу слепым орудием своих планов". В том же духе было выдержано и сообщение Петербургского комитета РКП (б): "Наша скорбь и негодование увеличиваются еще тем, что белогвардейским провокаторам, вдохновлявшим и руководившим заговором, удалось использовать для своей гнусной цели лиц, формально состоявших в рядах коммунистической партии. Заговор направлен не только против ЦК и отдельных членов партии, он направлен против партии в целом и всего ее будущего, - провокаторы стремятся подорвать основы бытия партии - ее партийную дисциплину".
Наконец, 11 сентября появилось подписанное Н.И. Бухариным, Э.Мейером (Германия), А.Руднянским (Венгрия) и секретарем М.Кобецким обращение Исполкома Коминтерна. Признавая необходимость "дать оценку и объяснить" происшедшее коминтерновцы писали: "Финляндская коммунистическая партия появилась после жестокого поражения Финляндской революции, раздавленной тяжелым ботфортом немецкого империализма и додушенной упорной, мстительной и кровавой финляндской буржуазией. Значительная часть отступивших товарищей осталась в России. Революционная финляндская эмиграция умела выделить талантливых вождей и заложила основу финляндской компартии. Но эмигрантская обстановка, тяжелые воспоминания о поражениях, неизбежный элемент разложения, столь свойственный всякой эмигрантщине, делали свое дело. Начался процесс гниения среди финляндских коммунистов. Посыпались обвинения, подозрения и взаимное недоверие. Клеветническая кампания носила иногда чудовищный характер. Против одного из братьев Рахья, старого революционера и члена ЦК, выдвигалось обвинение, что он хотел взорвать финские курсы. О других писали доносы, что они проваливают своих товарищей в Финляндии, третьих обвиняли в том, что они предали революцию в 1918 году, и в том, что они неправильно расходовали деньги. Зловонные ручьи клеветы текли обильной рекой. Буржуазия разжигала эту борьбу. Буржуазия натравливала. Буржуазия готовила свое дело. Капиталистам выгодно расстраивать пролетарский фронт, толкнуть рабочего против рабочего, дезорганизовать ряды трудящихся, смять, разрушить и выставить на посмешище пролетарскую дисциплину. Ей выгодно пустить пролетарскую кровь. Неопытные, молодые, упорные, узколобые люди, думавшие, что они настоящие революционеры, попались на провокационную удочку. Они решили спасти революцию и выстрелили прямо в грудь этой революции".
Торжественные похороны состоялись 12 сентября 1920 года. Тела погибших были выставлены для прощания в Георгиевском зале Дворца Искусств (Зимнего дворца). Собравшиеся пропели коммунарам "Вечную память" и "Вы жертвою пали в борьбе роковой". Затем траурная процессия двинулась по проспекту 25 Октября (Невскому проспекту) и Садовой улице к Марсову полю на котором собралось около 100 тысяч человек. Над толпами колыхались плакаты "Подлый белый террор в Петербурге откликнется свержением буржуазии в Финляндии", "Через трупы товарищей финнов - вперед к коммунизму". Когда гробы опускали в могилу, пушки Петропавловской крепости дали прощальный залп. Затем состоялся траурный митинг. Речь произнес сам Бухарин, специально прибывший из Москвы.
Согласно официальной хронике все выглядело торжественно и благопристойно. Однако за пышными словами угадывался и тайный смысл происшедшего. По рукам ходили написанные обвиняемыми письма к Ленину и финским рабочим. Из этих документов было очевидно, что внутри КПФ, да и внутри ее "старшего брата" - РКП (б) - наметился, раскол между "заевшейся" партийной номенклатурой и рядовыми коммунистами. Своеобразным отражением этого раскола стало опубликованное в партийной печати письмо ЦК РКП (б). В нем совершенно не упоминалось о петроградских событиях, однако констатировалось, что проблема "верхов" и "низов" действительно существует и является результатом не только "сравнительно широкого наплыва мало закаленных в партийной дисциплине молодых членов партии", но и "действительно неправильных и совершенно нетерпимых приемов работы, которые практикуют некоторые ответственные работники".
17 сентября в Петрограде на Симбирской улице, 22, прошел митинг финских коммунистов, на котором присутствовал председатель Петросовета Г.Е. Зиновьев. На этом митинге обсуждалось, то самое злополучное письмо "маузеристов" Пааси и Хеглунда к Ленину. Свои действия убийцы мотивировали тем, что их жертвы были не большевиками, а меньшевиками, бежали в 1918 году из Финляндии, бросив своих товарищей, и имели "буржуазное образование". Зиновьев энергично защищал погибших: "Вздор, - сказал он, - я хорошо знаю убитого Рахья, который никогда не был меньшевиком, он не был также и парламентарием. Да, наконец, если бы он и был парламентарием прежде, то это еще не значит, что его надобно убивать теперь, когда он стал всецело на коммунистическую платформу". По следующему пункту председатель Петросовета заверил, что погибшие "не бежали, но уехали из Финляндии по требованию коммунистической партии для того, чтобы спасти живые силы коммунизма. Обвинять Рахья в трусости - значит лгать или ничего не понимать. Рахья был одним из самых мужественных людей". Наконец, относительно "буржуазного образования" была сделана ссылка на образование В.И. Ленина и К.Либкнехта. Речь большевистского лидера закончилась следующим пассажем: "Пааси и Хеглунд в своем письме говорят "Да здравствует красный террор!", но очевидно они здесь опять ничего не понимают. Мы объявили красный террор против буржуазии, да и то не сразу, а только в 1919 году, в первое же время мы щадили даже и царских генералов. Я буквально прихожу в ужас оттого, что у вас в партии колебались вынести осуждение этому убийству и отнеслись индифферентно к похоронам убитых".
Как можно понять из выступления Зиновьева, отношение к теракту было далеко не однозначным и объяснялось это, прежде всего, явно не большевистским образом жизни погибших "коммунаров". Пока рядовые партийцы боролись за выживание в голодном Петрограде, либо вели подпольную работу на своей Родине, их руководители наслаждались жизнью в Доме Советов (бывшая гостиница "Астория"), прозванном в народе за комфортные бытовые условия "слезой социализма". Братьев Рахья обвиняли в подлогах, коррупции, контрабанде, изготовлении фальшивых денег, пьянстве и "экстравагантном поведении". Не удивительно, что и сами эти лидеры стали, в конце концов, мишенями для своих "младших товарищей". Однако советские карательные органы продолжали настаивать на версии "белогвардейского заговора". 3 декабря было опубликовало еще одно сообщение ВЧК, из которого следовало, что "тайные агенты буржуазии" проникли в круги эмиграции и начали обвинять членов ЦК КПФ в том, что они, якобы, работают на финских белогвардейцев. ВЧК "несмотря на явную вздорность, все же проверило эту информацию и убедилось в ее лживости. Однако ей поверили люди в личном отношении вполне безупречные - Пааси, Хеглунд, Паха и некоторые другие".
Далее делалась попытка оправдать "погорячившихся товарищей" и представить их искренне раскаявшимися в содеянном. Так приводились слова Хеглунда о том, что "благодаря убийству, революции все же нанесен вред, и белогвардейцы получили известные основания для агитации против коммунистов". Стало известно также заявление Нюланда Сала "Я признаю, - сказал он, - что мы допустили ошибку, не исчерпавши всех средств, не обратившись к ЦК партии коммунистов. Если этим убийством принесен большой ущерб делу революции, то я об этом сожалею, причем я понимаю, что я недостаточно разбираюсь в политике. Я допускаю, что, возможно, среди нас были еще товарищи, подобно мне плохо разбирающиеся в политике".
Однако среди арестованных по делу требовалось найти хотя бы одного или двух, кого можно было бы выставить в качестве агента финской разведки. И здесь вся тяжесть обвинений обрушилась на члена ЦК КПФ Войтто Элоранта. Сам он в нападении не участвовал, однако именно у него на квартире собирались участники убийства, чтобы написать письма к Ленину и финским рабочим с объяснением своих действий. Заявление обвиняемого, что в этот момент он находился в другой комнате, опровергалось свидетельством его "друга" Пюлканена, а также самим письмом, по содержанию и стилю которого нетрудно было убедиться, что оно было составлено самим Элоранта.
Далее чекисты упоминали, что еще в 1905 году арестованный был помощником создателя финской Красной гвардии капитана Кокка. "Однако, хотя после поражения революции полицейские разыскивали Кокка по всей России и Европе, Элоранта они не тронули, хотя и знали о его местонахождении". Утверждалось, что именно тогда Элоранта стал сотрудничать с "царскими сатрапами". Припомнили ему и то, что в Россию он прибыл лишь в августе 1918 года, то есть через два месяца после подавления финской революции. Где он находился все это время? Ответ давался простой - налаживал контакты с финскими белогвардейцами. Затем, по версии чекистов, уже в России, Элоранта "проник" в ряды КПФ для того, чтобы "разжигать раздоры внутри партии". Связь "со своими хозяевами" Элоранта поддерживал через другого обвиняемого Туоминена и его друзей, которые "для отвода глаз занимались контрабандой в нашу пользу". Что в данном случае имели в виду чекисты непонятно, но очевидно, что Туоминен свободно сновал через границу и, видимо, делал это не без помощи советских пограничников. Единственным же свидетельством того, что теракт был задуман на территории Финляндии, стала полученная ВЧК информация, будто за 3-4 недели до убийства на заседании одного из финских белогвардейских обществ высказывалась мысль о необходимости физической ликвидации руководителей КПФ.
Спустя 60 лет в Финляндии были опубликованы мемуары сына Войтто Элоранта. Автор книги (которому в 1920 году было всего 10 лет) утверждал, что его отец настойчиво добивался "прозрачности" партийного бюджета. Однако требования ревизии финансовой деятельности ЦК встречали резкое противодействие со стороны "господ-социалистов" - Сирола, Маннера, и особенно братьев Эйно и Юкка Рахья (последний в воспоминаниях Элоранта-младшего предстает не только человеком наглым и высокомерным, но и настоящим садистом, способным поднять руку на маленького ребенка). Очевидно, что борьба Войтто Элоранта за более справедливое распределение партийных средств находила отклик в сердцах молодых коммунистов. В конце концов, среди них выделилось так называемое "анархическое крыло", члены которого решились на активные действия. Своими жертвами они избрали всех лидеров КПФ, однако 31 августа в клубе Куусинена находились лишь Ю.Рахья, В.Иоккинен и К.М. Эвя. И тогда гнев убийц обрушился на подвернувшихся под руку функционеров "среднего звена", большинство из которых, впрочем, также были приближены к партийной кассе. Знал ли сам Элоранта, насколько далеко готовы пойти "анархисты-коммунисты"? И если знал, то насколько он поддерживал, или наоборот противодействовал их замыслам? Автор мемуаров писал, что его отец выступал исключительно за мирное разрешение конфликта. Но чекисты придерживалось прямо противоположного мнения. Во всяком случае, из 10 участников "дела" 8 были помилованы на том основании, что они "защищали пролетарскую революцию" (даже "связной белогвардейцев" Туоминен избежал наказания, стал одним из лидеров КПФ и лишь в 1939 году, находясь в Швеции, изменил партии).
Из участников нападения были осуждены лишь двое. Организатор и вдохновитель Войтто Элоранта был приговорен к расстрелу. Правда, вскоре смертную казнь ему заменили 5-летним тюремным заключением. Больше всех стрелявший Аку Пааси получил минимальное наказание - его отправили на фронт искупать свою вину. Совершенно не типичное для большевиков "милосердие" к авторам теракта и отсутствие на конференции всех лидеров наводит на мысль, что заговорщики (возможно, сами того не зная) были орудием в чьих-то руках. В тогдашнем Питере многие знали истинные мотивы произошедшего. Гибель своих единомышленников большевики превратили в политический фарс.
Подводя итог, следует констатировать, что руководство ВЧК заведомо пыталось оправдать исполнителей теракта, ссылаясь на их "молодость", "горячность" и "чистоту помыслов". Своеобразно толковался и вопрос о том, кто именно направлял руку преступников. Внутри КПФ в это время шла борьба. Любопытно, что на IV съезде партии (июль - август 1921 года) Эйно Рахья заявил, что именно Куусинен был одним из организаторов побоища в партийном клубе. В действительности же Куусинен в это время находился на подпольной работе в Финляндии, а в Петрограде оставался один из его соратников - Туоминен. И именно он, согласно заявлению ЧК, поддерживал связь между Элоранта и финскими белогвардейцами. Но затем эта версия тихо исчезла. Туоминен отправился вскоре в Финляндию на нелегальную работу, а Куусинен, напротив вернулся в Россию и продолжил занимать лидирующее положение в компартии, войдя одновременно в руководство Коминтерна. Предпринятая тогда Эйно Рахья попытка обвинить в чем-то Куусинена вплоть до его причастности к гибели его брата осталась бездоказательной.
Преступление, потрясшее весь Петроград, быстро предали забвению, а единственными организаторами убийства стали считать мифических "финнов-белогвардейцев". Гибель 8 человек затерялась среди миллионов жертв репрессий и войн, которые принесли следующие десятилетия. Могилу жертв "револьверного дня" и сейчас мы можем видеть на Марсовом поле. Надпись на одной из плит сообщает, что под ней похоронены финские коммунары, убитые финнами-белогвардейцами летом 1920 года. На самом деле, это преступление, судя по всему, не имело никакого отношения к "финнам-белогвардейцам" и было связано с борьбой фракций внутри действовавшей в эмиграции финской компартии.
