Великая княгиня, принцесса Греческая и Датская Александра Георгиевна родилась 18 (30) августа 1870 года в Греции, на острове Корфу. Она была третьим ребенком в семье греческого короля Георга I (1845-1913) и русской великой княжны Ольги Константиновны (1851-1926), дочери великого князя Константина Николаевича (брата императора Александра II). Венчание Георга и Ольги Константиновны состоялось в 1867 году в Петербурге. Этот брак укрепил дипломатические отношения Греции и России, сблизил два царствующих дома. У греческой королевской четы было семеро детей. Старший их сын Константин, родившийся в 1868 году, стал королем Греции после того, как Георг I был застрелен 18 марта 1913 года в Салониках психопатом-анархистом Александросом Схинасом. Через год, в 1869 году, родился второй сын, Георгий, а на следующий год - старшая из дочерей - Александра. Впоследствии у короля Георга I родилось еще четверо детей - Николай, Мария, Андрей и Христофор.
По рождению греческий король не был греком. Георг I был датским принцем по имени Кристиан-Вильгельм-Фердинанд-Адольф-Георг Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургский, сыном короля Дании Кристиана IX, и был избран на греческий престол в 17-летнем возрасте. Греческая королевская семья являлась частью датской и находилась в тесных родственных отношениях с британской и российской династиями. Так, родными сёстрами Георга I были королева Англии Александра, жена Эдуарда VII и мать Георга V, а также российская императрица Мария Фёдоровна, жена Александра III и мать Николая II.
Немногословный и сдержанный отец мало рассказывал маленькой принцессе Александре о Дании. Ему было некогда, мешали государственные дела. В жилах греческого короля текла датская кровь, также как и у принцессы. Но девочка знала, что Дания немного похожа на сказку, сошедшую со страниц книг Ганса-Христиана Андерсена. Тенистые, с огромными полянами фиалок и гиацинтов, роз и фрезий, парки дворцов Фриденсборг, Бернсторф, Гвидор были ей знакомы с раннего детства, она приезжала туда гостить к бабушке Луизе. И сдержанная, скупая на улыбку, но всегда энергичная королева датская, отложив в сторону все свои визиты, занятия и послеобеденную игру в домино с супругом, занималась тем, что помогала внучке составлять гербарий из засушенных листьев и трав. И при этом совершенно всерьез спорила с маленькой Алекс о том, какой же вид чайной розы или шиповника имеет округлые листья, а какой - узкие, продолговатые.
Говоря о цветах, бабушка совершенно серьезно говорила изумленной Алекс: "Опять бедные эльфы рассыпали свое драгоценное пропитание. Лягут вечером спать голодными, милые малыши! Если только пчелки сжалятся над ними и дадут им немного нектара из своих запасов..." Сбитая с толку Алекс не могла понять, как это ее строгая бабушка Луиза, вечерами читающая старинные медицинские книги и научные трактаты по истории Дании, может говорить всерьез о каких то эльфах и пчелах?! Но когда девочка пыталась ей хоть как-то возразить, бабушка только сурово поджимала красивые губы и строго приговаривала: "Эльфам совершенно все равно, веришь ли ты в то, что они существуют или нет! Они живут на свете слишком давно и не зависят от наших с тобой желаний. Им повинуется природа, цветы и травы рассказывают им свои сны. Они знают все тайны земли и воздуха, человеческой души и сердца. Бесполезно что-то скрывать от них. Недавно я узнала от сказочника Андерсена, что именно эльфы, которым цветы рассказали об этом, помогли изобличить человека, убившего родного брата. В руках убийцы головки цветов никли, словно мертвые. И вместо аромата расточали вокруг себя лишь холод. Господин Андерсен записал историю, рассказанную ему шепотом эльфом, спящим в кусте роз. Спроси тетю Минни, когда приедешь к ней в гости, в Россию, она тоже знает этот случай, я писала ей. Наверное, она сохранила мое письмо. Или спроси еще и у мамы".
В ответ Алекс лишь коротко вздыхала. Ее матушка и тетя Минни, с недавних пор - русская императрица Мария Фёдоровна, - так часто писали друг другу, что из их писем можно было бы составить пухлый том, с забавными рисунками и шаржами тети Минни и ее стихотворениями на стародатском языке. Одно из них, увиденное случайно в дневнике дяди, - огромного и добродушного императора Александра, его маленькая тезка запомнила наизусть:
Мне о главном цветы прошептали.
В своем сердце я это храню:
"Много радости, много печали.
Есть и боль". Но любовь - не виню.
Если уж цветы шептали тете Минни о том, что любовь может принести и радость, и печаль, значит, милая бабушка ничего не выдумала в той горькой истории, записанной волшебником Андерсеном - об эльфах!
Маленькая Александра любила Россию, любила навещать тетю Минни и дедушку, и его чудесную виллу в Стрельне, с огромными окнами на море, полную света, цветов в вазонах и картин на стенах - морских пейзажей. Здесь с маленьким цесаревичем Николаем Александровичем, "дорогим Ники", старшим сыном императора Александра III, было так интересно играть и кататься верхом на пони! Правда, Алекс никому не признавалась, что немного боится пони! Для десятилетней, взрослой почти девочки это - стыдно, тем более, что тетя Минни, как рассказывала бабушка Луиза, всегда была прекрасной наездницей. Алекс предпочитала кататься на ослике. Ей казалось, что они спокойнее и лучше лошадок умеют ходить по скалам. Ее старший брат Константин, Тино, недавно научился правильно держать поводья, чтобы управлять крохотной тележкой, и обещал показать и ей, когда она будет свободна от своих уроков. Любила принцесса и подмосковное имение Ильинское, Звенигородского уезда, но все-таки сильнее всего любила сияющий солнцем Корфу.
Маленькая принцесса Алекс, с северной жилкою в крови и с золотистыми кудряшками до пояса, любила солнце, как ящерица. Солнечный остров Корфу, где она родилась, с бликами солнца на морской глади залива, окруженного скалами, с белым зернистым песком, осколки ракушек и резкий запах йода, идущий от моря, надолго остались в памяти Алекс. Она очень любила солнце. Любила легенды о греческих богах и их смертных сыновьях, дочерях и возлюбленных: Латоне, Геракле, Леде и других, читала Феокрита, ибо вместе с мамой упорно изучала греческий язык. Ведь с народом страны, в которой живешь, нужно говорить на его языке.
Принцесса Александра не боялась влюбиться. Да и потом ей казалось, что она влюблена уже очень давно, едва ли не с отроческих лет - в милого, очаровательного князя Павла Романова. Он приходился ей дядей или кузеном, будучи сыном Александра II и деверем тети Минни. Она путалась в степенях их родства и называла титулованного родственника просто Павлом, без отчества. Ему нравилось это, он не протестовал, ибо и по виду, и по возрасту и по нраву мало подходил на роль дяди. Младший сын болезненной, хрупкой, впечатлительной императрицы Марии Александровны, умершей в июне 1880 года, он всегда был любимцем матери, она всегда беспокоилась о его здоровье, слабых легких, пеняла за меланхоличный вид, недопустимую для Великого князя задумчивость, домоседство, любовь к тишине. Не будь на него от природы возложен высокий сан и тяжесть фамильного имени, он непременно стал бы великолепным драматическим актером, чтецом, танцором... Трагик Сальвини, увидев его как-то в одной из камерных постановок Эрмитажного театра, сокрушался о том, "какой поистине великолепный талант погибает для сцены!" Встретив князя Павла впервые, на одном из домашних, бальных вечеров в Константиновском дворце, Алекс тотчас поняла, что влюбилась безоглядно.
Бракосочетание 18-летней принцессы Александры Георгиевны и 28-летнего Великого князя Павла Александровича прошло в Петербурге, 4 июня 1889 года. Поэт Афанасий Фет написал по этому случаю торжественную оду:
Не воспевай, не славословь
Великокняжеской порфиры,
Поведай первую любовь
И возвести струнами лиры:
Кто сердце девы молодой
Впервые трепетать заставил?
Не ты ли, витязь удалой,
Красавец, царский конник, Павел?
Созданий сказочных мечту
Твоя избранница затмила,
Трех поколений красоту
Дочь королевы совместила.
Суля чете блаженства дни,
Пред ней уста немеют наши, -
Цветов, влюбленных, как они,
Двух в мире не найдется краше.
Через год, 6 (18) апреля 1890 года у молодой четы родилась девочка - Мария. В честь рождения первенца супруг трепетно преподнес совсем еще юной Алекс фамильный, памятный сувенир: великолепный аметистовый гарнитур - серьги, ожерелье ручной работы и перстень - камею в резной оправе. После родов она заметно похорошела, фигура ее приобрела завершенные, плавные очертания. Вся она стала как будто мягче. Руки ее то и дело тянулись погладить светло-каштановые кудри маленькой озорницы Машеньки, вечно находящейся в окружении бонн и нянек. В ответ на прикосновения матери, ребенок поднимал голову, улыбался и тянул ручонки к почти всегда висящему на ее шее аметистовому подарку. Счастье, неслышными шагами вошедшее в их маленькую семью с рождением дочери, еще больше приблизило Алекс к молчаливому Павлу, любящему тишину и домашние вечера в библиотеке с камином. Но вечера такие были редки. Служба в элитном гвардейском полку и строгие династические обязанности, которые он исполнял, даже не занимая ответственных постов в Империи, давали Павлу Александровичу мало времени для досуга. В Грецию показать внучку родителям Алекс с супругом поехали далеко не сразу, прошло более полугода, да и визит был какой-то спешный, скомканный: муж торопился вернуться в Россию к делам и коллекциям, в круг большой Романовской семьи. В подмосковном Ильинском ему нравилось. Там еще хранились воспоминания о его матери, а потом, он с детства был очень дружен с братом Сергеем.
Алекс воспринимала ставшие традицией поездки в Ильинское, как некий нескончаемый праздник для сердца и души. Ей было хорошо. Дружба с принцессой гессенской, почти ровесницей по возрасту, согревалась еще и тонким флером признательности за то, что хозяева Ильинского были шаферами на свадьбе Алекс и поручителями жениха при его сватовстве в Афинах. Жизнь в их усадьбе была проста и приятна. Так было и в августе 1891 года. Алекс приехала с мужем и маленькой Марией в Ильинское будучи на седьмом месяце своей второй беременности. Чувствовала она себя хорошо, роды ожидались еще не скоро. В родственной атмосфере, не скованной строгим протоколом и замысловатостями дворцового этикета, обаятельная, смешливая от природы Алекс, могла вполне позволить себе чуточку расслабиться, и искренне радоваться тому, что можно вести себя естественно, почти запросто.
Однажды утром затеяли пикник на островах, куда надо перебраться на лодках. Мужчины уже готовились сесть на весла, поджидали только дам с корзинками и шляпами. Александра в предвкушении приятной прогулки, неосторожно прыгнула в лодку прямо с берега и тотчас потеряла сознание от резкой боли. Алекс, совершенно бесчувственную, отнесли в усадьбу. Пока вокруг нее хлопотали ошеломленные всем случившемся женщины во главе с княгиней Эллой, мужчины метались по Ильинскому в поисках хотя бы грамотного фельдшера, который мог бы оказать помощь при преждевременных родах. Такого человека, увы, не нашлось, хотя в усадьбе была своя большая благоустроенная лечебница. Случай юной княгини Алекс, имевшей чрезвычайно хрупкую фигуру, был, увы, слишком сложен. Да и 30 верст от Москвы сыграли роковую роль. По распоряжению Сергея Александровича в Москву срочно был отправлен специальный фельдъегерский курьер, с письмом к лейб-хирургам и врачам Странноприимной больницы. Но пока он доскакал, Великая княгиня Александра Георгиевна впала в кому, и привести ее в сознание так и не удалось.
Прибывшие доктора с большим трудом извлекли из тела умирающей молодой женщины недоношенного младенца, не ручаясь окончательно и за его жизнь, хотя крохотное сердечко билось в нем, подобно голубиному. Княгиня Элла, казалось, одна не потерявшая головы среди всеобщей суматохи и смятения, что царили в усадьбе в те дни, по совету докторов, велела обложить колыбель младенца ватой и теплыми бутылками с водой, которые нужно было менять каждые двадцать минут. Вопреки всем мрачным прогнозам, княгиня упорно надеялась вдохнуть в нежданно дарованного Богом младенца, дитя любимой подруги, жизнь, словно по капле утекавшую из тела его несчастной матери. Спустя сутки стало ясно, что малыш будет жить. Ни от новорожденного Дмитрия, ни от его сестренки Марии на шаг не отходила княгиня Элла, упорно сдерживая потоки слез и давая время от времени малютке целовать портрет матери.
12 (24) сентября 1891 года Александра Георгиевна, Великая княгиня дома Романовых, милая, смешливая хохотушка Алекс, с ямочками на щеках и завитками золотистых волос, Алекс, свободно цитирующая по-гречески Феокрита и Анакреонта, легко переводившая на русский строфы Эврипидовой "Медеи", кружившаяся то и дело в полушутливом, почти детском, искристом танце, лежала мертвая в гробу, усыпанном первыми дарами сентября: розами и игольчатыми астрами, хризантемами и октябринами, всех мыслимых оттенков. В изголовье ее скромно лежал букет из цветов шиповника, обвитый темной зеленью повилики. Через неделю, 18 сентября, 21-летняя принцесса и Великая княгиня была погребена в Петропавловском соборе в Санкт-Петербурге.
В конце сентября 1891 года Афанасий Фет, тот самый, который написал оду в честь венчания молодой принцессы и Великой княжны Александры Георгиевны, сочинил стихотворение на ее смерть. Описывая смерть "юной, прекрасной, счастливой" Алекс и скорбь ее матери, он писал:
Там, где на красные ступени
У гроба, где стоите Вы,
Склонялись царские колени
И венценосные главы,
Немеет скорбь, сгорают слезы,
Когда, как жертва убрана.
Нежней и чище вешней розы, -
Сама безмолвствует она.
Лишь миг цвела она меж нами
С улыбкой счастия в тиши,
Чтоб восприяли мы сердцами
Весь аромат ее души.
Нам не поведал ангел света
Зачем, когда переносил
К нам райский цвет он в час расцвета,
Его он в бездну уронил.
Иль, полным благодатной силы
Цветку расцвесть в руке творца,
Чтобы скорбящих у могилы
Родные врачевать сердца?..
Спустя некоторое время, опустошенный всем пережитым, Великий князь Павел Александрович уехал за границу, поручив воспитание детей сонму нянь и прислуги в прекрасно обустроенном доме, где детские комнаты занимали весь верхний этаж. Отец навещал детей не очень часто, боясь то ли боли воспоминаний, то ли излишней сентиментальности. По воспоминаниям Великой княгини Марии Павловны, "он редко расточал им свои ласки". Впрочем, отказа Мария с малышом братом Дмитрием ни в чем не знала. Несколько лет спустя после смерти первой жены Павел Александрович повстречал вторую "вечную" любовь своей жизни - искушенную в светских обольщениях, обманах и уловках блестящую полковую даму, супругу своего подчиненного, гвардейского полковника - Ольгу Валериановну Пистолькорс, урожденную Карнович (1865-1929). Энергичная светская красавица очаровала Великого князя тем, что первой призналась ему в любви, да еще стихами! Она предпочитала шумные рауты и балы, большие музыкальные вечера, огни театральных подъездов, заграничные вояжи. Павел Александрович стремился во всем соответствовать новой возлюбленной. Его беспощадно закружил водоворот светских удовольствий. Скандальную пару вскоре стали везде видеть вместе. На Ольге Валериановне дерзко засверкали фамильные драгоценности Романовых, и это возмутило весь высший свет, ведь бриллианты и аметисты княгини Александры Греческой и Государыни Императрицы Марии, по негласной, но всем известной и почитаемой традиции, должны были принадлежать только родной дочери и внучке, а никак не беззаконной пассии!
Их морганатический брак был заключен 27 сентября 1902 года в итальянском Ливорно. Впрочем, брак этот не был одобрен императором. Великий князь Павел Александрович был лишен титулов, снят со всех должностей, ему был запрещен въезд в Россию. Его детей от первого брака с Александрой Георгиевной - Марию Павловну (1890-1958) и Дмитрия Павловича (1891-1942) взяли к себе брат Великого князя Сергей Александрович и его жена Елизавета Федоровна. Князь проживал за границей, во дворце Булонь-сюр-Сен под Парижем. 20 апреля 1908 года в Петербурге состоялось венчание его дочери от первого брака Великой княжны Марии Павловны с кронпринцем Швеции Вильгельмом, в честь чего Николай II простил Великого князя и его супругу и разрешил им вернуться в Россию. Жизнь Великого князя Павла Александровича окончилась трагически - 30 января 1919 года он был расстрелян большевиками в революционном Петрограде.
История Александры Георгиевны имела свое продолжение много лет спустя. Дело в том, что ее могила слева от входа в Петропавловский собор - пуста. Существует легенда, что в 1939 году греческое правительство обратилось к правительству СССР с просьбой о передаче праха урожденной греческой принцессы на родину для перезахоронения в Афинском пантеоне. Легенда утверждает, что торг был недолог. Сталин отдал негласный приказ обменять саркофаг почившей княгини то ли на пару трамвайных вагонов для Ленинграда, то ли на один мощный бульдозер. Естественно, чего же более была достойна забытая историей представительница прогнившей династии Романовых? На родине, в Афинах, ее прах хранится в фамильной усыпальнице греческих монархов.
Великая княгиня Александра ничего такого и не совершила, чтобы остаться в анналах истории. Родилась, выросла, вышла замуж в неполных восемнадцать лет. Из одного мира пышности протоколов и этикета перешла в другой. Не вела дневников "на публику". А если и вела, то они забыты, запылены, трудно читаемы в архивах (как письма и тетради ее царственной тетушки Минни, Марии Федоровны, столь любившей юную Алекс). Родила двоих детей. И умерла в последних родах. Обычный путь, обычной женщины, пусть и царской, порфироносной крови. Почти ребенка. Ей ведь едва исполнилось двадцать с небольшим лет! В этом возрасте душа только просыпается. Но любая душа имеет право на историю, пусть и короткую, неполную, неразгаданную до конца. И все же - Историю.
