Известный советский художник и график Н.И. Альтман родился 10 (22) декабря 1889 года в Виннице, в семье торговца. Ему было 4 года, когда от туберкулеза умер отец, а вскоре и дед, возглавлявший семью после смерти отца. Его несчастная мать, не выдержав житейских неурядиц, устав от страха погромов и вечных забот о куске хлеба, сбежала за границу. Маленький Натан остался с бабушкой. Он с детства мечтал стать художником, поэтому, несмотря на драматическую ситуацию в семье, Натан, проявив неординарные способности, решает учиться рисованию. В октябре 1902 года он приезжает в Одессу и вскоре поступает в Одесское художественное училище, которое славилось своими преподавателями. Здесь Натан одновременно учится на живописном отделении у К.К. Костанди и Г.А. Лодыженского и на скульптурном - у Л.Д. Иорини и И.И. Мармонэ. В 1907 году Н.И. Альтман заканчивает училище.
До 1910 года он живет в Одессе, а потом решает ехать в Париж, чтобы продолжить там свое образование. В Париже, живущем бурной художественной жизнью, Альтман знакомится с молодыми художниками-авангардистами, среди которых много выходцев из России: двадцатилетний Марк Шагал из Витебска, Александр Архипенко из Киева, Осип Цадкин из Смоленска, Давид Штеренберг из Житомира… Молодые художники с отчаянной смелостью экспериментируют с формой, по вечерам собираются в кафе, обсуждая работы друг друга, почти ежедневно основывая новые "измы" и направления. Примкнув к "монпарнасской школе", Н.Альтман в Париже продолжает учиться в "Свободной русской Академии" (Академии М.Васильевой).
В 1911 году в Париже Альтман мельком познакомился с Анной Ахматовой. Но тогда она дружила с другим художником - итальянцем Амедео Модильяни, чей карандашный рисунок - несколько летящих линий - стал первым в галерее ахматовских портретов. Что же до Альтмана, то он в Париже жадно впитывал разные впечатления. Он был еще очень молод - 22 лет, нерадивый ученик художественного училища в Одессе. В Париже он искал самого себя. Штудировал в музеях великих испанцев: Веласкеса, Сурбарана, Эль Греко. Его влекла безоглядная экспрессия и строгий анализ формы, предпринятый кубистами. В Париже он, как и Шагал, старался породнить европейский авангард с архаикой еврейской пластики. В полотнах Альтмана часто встречались узоры синагогальных тканей, еврейских надгробий и т.п. Но гениальной легкости Шагала у него, увы, не было. Его письмо было тщательным и очень добросовестным, но мало вдохновенным. При своем упорном характере Альтман парадоксальным образом не обладал сильной волей, тянулся в разные стороны и хотел соединить несоединимое.
Париж начала XX века был центром новых художественных направлений и течений (вспомним хотя бы Пикассо, его влияние на творчество Альтмана очевидно). Работы того времени имеют для Альтмана лабораторное значение. В "Натюрморте с голубыми туфлями", например, можно увидеть, что, "переболев" за два года, проведенных в Париже, импрессионизмом и фовизмом с его поисками интенсивного цвета, он ищет свой путь в искусстве. Несмотря на эти поиски, здесь уже проглядывает главное качество художника - желание стоять особняком, его крайний индивидуализм. И когда он в 1911 году впервые представил свои полотна на парижском "Салоне национального общества изящных искусств", то это были его старые, еще одесские работы. В первый свой приезд в Париж он пробыл здесь всего два года и в 1911 году вернулся в Винницу. Все это время Н.Альтман очень много работал: в Париже он написал несколько пейзажей и портретов ("Портрет революционного студента"), а в Виннице - такие разные вещи, как картину "Еврейские похороны" - печальное воспоминание о смерти деда, и серию карикатур на своих земляков "Винница в карикатурах", которую издал отдельной книгой (1912). К этому же времени относится и его работа в городском театре в качестве главного художника.
Но и в Виннице Альтман пробыл недолго. Его влекло в гущу художественной жизни, и он начинает думать о переезде в Петербург. Чтобы еврею получить "вид на жительство" в столице, нужно было иметь профессию. Альтман едет в Бердичев и там, в ремесленной управе сдает экзамен на живописца вывесок. С дипломом ремесленника 23-летний художник в конце 1912 года приезжает в Петербург и работает подмастерьем в витражной мастерской. С тех пор он живет в Петербурге, покидая его часто и иногда надолго: Париж, Москва, Винница… Но звездные часы его творчества навсегда теперь связаны с этим городом, где он прожил большую часть своей жизни.
В северной столице, как и в Париже, бурлят художественные страсти. Резкая поляризация вкусов, стилей, борьба художественных направлений. То и дело возникают и рушатся творческие союзы, художники объединяются и разъединяются на разных творческих платформах. Жизнь богемы проходит в поэтических салонах и кафе: "Бродячая собака", "Привал комедиантов". Летом 1913 года Натан создает серию работ "Еврейская графика". Рисунки построены на полуфантастических анималистических мотивах, с использованием орнамента и шрифта. Композиция геральдична, строго замкнута и симметрична. Так возникает одному ему присущая манера - стиль Альтмана. Его приглашают на выставки, он оформляет книги, посещает салоны, дружит с поэтами. В Петербурге Альтман пишет в кубистической манере и очень быстро приобретает популярность. Он выставлялся и в "Мире искусства", и в "Союзе молодежи", где неистовствовал авангард. Он вращался в кругу художественной богемы - общительный, добрый, красивый, располагавший к себе. Его любили. Говорят, встречая его, Осип Мандельштам всякий раз декламировал шуточные стихи собственного сочинения:
Это есть художник Альтман,
Очень старый человек.
По-немецки значит Альтман -
Очень старый человек.
Он художник старой школы,
Целый свой трудился век,
Оттого он невеселый,
Очень старый человек.
Это восьмистишие помнили все друзья и приятели Мандельштама. Он читал эти стихи сотни раз, давясь от смеха, с напускной важностью и сильным немецким акцентом. В 1913 году "очень старому человеку" Альтману было 24 года. Если и было ему от чего быть невеселым, но только не оттого, что он художник старой школы. Уже произведения раннего периода, созданные под влиянием кубизма, - отточены, эффектны по композиции.
В 1913 году в артистическом подвале "Бродячая собака" он опять случайно встретился с Анной Ахматовой. Альтман был поражен ее обликом, великолепным умением нести бремя своей внезапной славы, уже придававшим этой молодой женщине, его ровеснице, нечто царственное. Когда Альтман попросил Ахматову позировать ему, она согласилась, хотя уже была владелицей потрясающего рисунка Модильяни, который, однако, Альтман видеть не мог: Анна Андреевна, молодая жена Льва Гумилева, никому не могла его показывать. Сначала Н.Альтман одним росчерком сделал дружеский шарж, сегодня малоизвестный. Знаменитый портрет появился позже, когда начались долгие сеансы в мастерской-мансарде на Васильевском острове, где Анна Ахматова жила в студенческом общежитии. Натан Альтман жил неподалеку, то ли в "меблированном доме Нью-Йорк", как позднее вспоминала Ахматова, то ли в меблированных комнатах "Княжий Двор", как вспоминал он сам. Альтман писал женщину футуристической эпохи, которой сродни урбанистический ритм; писал в ней уверенность в себе, здоровье, почти акробатическую гибкость фигуры. В любом портрете есть свой подтекст и скрытая драматургия. И можно только догадываться о мотивах, заставивших Альтмана переосмыслить образ Ахматовой. Когда писался этот портрет, Анна Андреевна жила в Петербурге одна, покинув Царское Село и дом Гумилева. Наступил ее окончательный разрыв с Гумилевым, и начиналась как бы другая жизнь, она испытывала чувство нового рождения, и, наверное, еще сама не представляла, какой она будет. По крайней мере, такой вывод можно сделать из ахматовских стихов об этом своем портрете:
Как в зеркало, глядела я тревожно
На серый холст, и с каждою неделей
Все горше и страннее было сходство
Мое с моим изображеньем новым...
Это один из лучших портретов Альтмана, один из тех, где его пристрастие к соединению несоединимого породило неожиданный эффект. Если опустить лирический подтекст, то портрет Ахматовой - это типично светский портрет и вместе с тем - портрет авангардистский. В таком смешении стилей есть и острота, и эстетическая оправданность. Портрет Ахматовой стал сенсацией на одной из художественных выставок в Петербурге в 1915 году. Известный критик Л.Бруни писал, что "это не вещь, а веха в искусстве"… Власть альтмановского портрета не только закрепила образ Ахматовой в сознании современников, но оказалась гипнотической и много лет спустя, когда уже существовали другие ее портреты, да и сама Ахматова была уже другой. Портрет помнили и через пять лет после его появления: "Знаю Вас и люблю с того дня, как увидел Ваш портрет Ахматовой", - написал Вяч. Иванов в альбоме художника в 1920 году. Помнили и через двадцать лет. М.В. Алпатов, впервые увидевший Ахматову в 30-е годы, вспоминал все тот же портрет: "В эту минуту дверь отворилась, и в комнату вошла она сама, неслышно и легко, точно сошла с портрета Альтмана". Интересно, что сама Ахматова альтмановский портрет никогда не любила, снова и снова повторяя, что портрет Альтмана она не любит "как всякую стилизацию в искусстве". Она была нетерпима к мифологическому образу, который сложился еще в 1910-е годы и который тянулся за Ахматовой всю жизнь, хотя собственная ее судьба сложилась совсем не по этому портрету.
Альтман вошел (подобно Шагалу) в число видных деятелей "Еврейского ренессанса", - как принято называть проявившийся перед революцией художественный интерес к новому воплощению символов и мотивов иудейского религиозного искусства и фольклора. В 1916 году он стал одним из основателей "Еврейского общества поощрения художеств". Среди характерных его произведений этого круга - графические циклы "Еврейская графика" и "Картинки Натана Альтмана" (1914-1916), обложки альманахов "Сборники Сафрут" (1917) и нотных изданий "Культур-Лиги" (1918). В 1916 году в кабаре "Привал комедиантов" состоялся дебют Н.Альтмана как театрального декоратора. Его приглашают участвовать в выставках, оформлять книги поэтов, с которыми завязывается дружба. Знаменитый поэт-футурист Велимир Хлебников удостаивает Альтмана звания "Председатель Земного Шара". Впрочем, звание это ни к чему не обязывало, а вот участие в выставках "Мира искусства" (1913, 1915-1916), "Бубнового валета" (1916), "0, 10" (1915-1916), "Союза молодежи" (1913-1914), где представляли свои произведения все крупные мастера русского "авангарда", закрепляет за ним прочное место среди ведущих мастеров русского искусства. С 1916 года он был членом авангардистского "Союза молодежи". К этому же времени Альтман обращается к скульптуре. Известен его "Автопортрет" (1916) - новаторское произведение, заставляющее вспомнить бронзовые шедевры Родена и Майоля. Смело экспериментируя, он строит его вне законов скульптуры, употребляя асимметричные элементы.
Революция 1917 года вызвала бурю энтузиазма у многих русских художников. Они мечтали о новом искусстве, о свободной России. Среди этих мечтателей - Мейерхольд, Маяковский, Блок, Ивнев, Альтман... Увлеченный, как и многие современники, идеями революции, Альтман после 1917 года активно участвует в общественной жизни. Он редактирует первую советскую газету по вопросам искусства - "Искусство коммуны", руководит созданием Музея художественной культуры, пишет портреты видных большевиков, в том числе барельеф и бюст первого революционного наркома культуры А.В. Луначарского (гипс, 1920, ГТГ). Наркому понравилась эта работа, и он уговаривает Ленина поручить Н. Альтману сделать и его портрет. Ленин заочно уже был знаком с художником: сделанный им эскиз флага РСФСР был одобрен Лениным как лучший. Однако наблюдений - Альтман видел Ленина дважды на митингах - не хватало. Луначарский достал пропуск и уговорил Ленина позировать. Ленин разрешил Альтману работать в его кремлевском кабинете. Во время работы они часто беседовали об искусстве, о революции. Шесть недель провел художник в кабинете вождя и в июне 1920 года закончил его скульптурный портрет. Эта скульптура стала первым портретом Ленина, который показывался за границей. На Парижской выставке 1925 года Альтман получил за свою работу Золотую медаль. Работы Альтмана этого периода "идейно-выдержаны", наполнены романтикой и пафосом революции. Свой пыл и талант он вкладывает в пропагандистские работы: ему нравится делать агитационные вещи, обращаться к миллионной аудитории.
Здесь искусство авангарда впрямую сомкнулось с революцией, и этот союз обрел в творчестве Альтмана особый размах. Искренне увлеченный революцией, Альтман в 1918 году декорирует первый советский парад - массовый спектакль режиссера Н.Н. Евреинова, устроенный по поводу 1-й годовщины Октября. Толпы статистов (в основном солдат) призваны были воссоздать революцию в виде грандиозного, "космически" всеохватного действа, преображающего вселенную. В голодном 1918-м, на оформление Дворцовой площади в Петрограде ушло пятьдесят тысяч (!) квадратных метров дорогого кумача. Футуристические декорации преобразили исторический центр Петрограда, заслоняя и тем самым как бы "разрушая" архитектурные памятники царизма (так, подножие Александровского столпа было оформлено в виде гигантского костра). Однако "разрушение" это носило откровенно карнавальный, игровой характер. Впрочем, революционная патетика Альтмана постепенно обретала все более иронически-театральный характер (картина-эскиз ("Петрокоммуна", 1921, Русский музей); к тому же он все активнее уходит и в сферу сценографии как таковой (оформление спектаклей театра "Габима", а также Государственного еврейского театра в Москве, 1920-1928).
Прожив 10 лет в Петрограде (1912-1921) в 1921 году Н.Альтман переехал в Москву, так как распоряжением Луначарского был назначен руководителем отдела ИЗО Наркомпроса. Здесь Альтман знакомится с Горьким, в его мастерскую приходят Бабель, Эренбург, Есенин. Продолжается его дружба с Ахматовой, Хлебниковым, Маяковским. В 1922 году Н.Альтман принимает участие в "Выставке трех". Это Н.Альтман, Д.Штеренберг, М.Шагал: художники, в разное время работавшие в ГОСЕТе - Еврейском театре, под руководством режиссера А.Грановского и актера С.Михоэлса. Первая работа художника в ГОСЕТе - постановка в 1921 году "Мистерии-Буфф" Маяковского на немецком языке для делегатов III Конгресса Коминтерна. 9 апреля 1922 года в ГОСЕТе была премьера "Уриэля Акосты" с декорациями Н.Альтмана, который как художник сменил в театре Шагала. В этом же году состоялась еще одна премьера, оформленная Н.Альтманом, - "Гадибук" в театре-студии "Габима" в постановке Е.Вахтангова. Постановщик не знал еврейского языка, обычаев, традиций. Когда Вахтангов увидел эскизы Альтмана, он изменил свое прочтение. В результате получился спектакль, вошедший в историю мирового театра. Оба спектакля имели большой резонанс. Успешная совместная работа в ГОСЕТе Грановского, Михоэлса, Альтмана и композитора Пулвера натолкнула их на мысль снять вместе фильм. Сценарий был написан по Шолом-Алейхему и назывался "Еврейское счастье". Автором титров был Исаак Бабель. В 1925 году съемочная группа направилась на выбор натуры. По предложению Н.Альтмана группа приехала в его родную Винницу, неподалеку от которой сохранилось еврейское местечко Иерусалимка в том первозданном виде, в каком подобные поселки были еще при Шолом-Алейхеме...
В 1925-1928 годах Альтман оформил еще несколько спектаклей в ГОСЕТе: "Доктор" по Шолом-Алейхему, комедия "137 детских домов" А.Вевюрко, опера-памфлет "Десятая заповедь". В 1928 году Еврейский театр гастролирует по Западной Европе. Успех превзошел все ожидания. Франция, Бельгия, Голландия, Австрия аплодировали Еврейскому театру. Альтман едет вместе с театром, но в Москву театр возвращается уже без А.Грановского, который навсегда "задерживается" за границей, и без Альтмана, на этот раз на 7 лет оставшегося в Париже. Там его революционный, "левый" авангардизм смягчается, уступая - в духе европейской моды - тенденциям "ар деко". В его творчестве теперь доминирует не "космос", а камерные, лирические, бытовые темы. Альтман пишет много пейзажей в своем оригинальном стиле и в традициях импрессионизма, делает иллюстрации к Ветхому завету, иллюстрирует детские книги. В 1932 году он делает оформление для "Театра Интернационального действия", созданного Анри Барбюсом. Свои новые работы Н.Альтман показывает на парижских выставках общества "Молодая Европа" (1932) и "Ассоциации революционных писателей и художников" (1934, 1935).
В 1936 году Альтман вернулся в СССР, но как изменилась здесь жизнь за это время! Тяжелейшая политическая атмосфера, аресты, репрессии, допросы... От него требовали писать большие идеологические полотна о сталинских победах. Этого Альтман не умел, а писать что-то другое стало опасно для жизни. В советском искусстве под руководством большевистской партии внедряется принцип критического (позднее социалистического) реализма. И хотя Альтман строго придерживается этого направления, с этого момента и до самой смерти художник больше практически не пишет. Картина "Лесной проспект" (1940), несколько пермских пейзажей (1944), "Портрет жены" (1963), начатый еще в 1936 году - вот, пожалуй, и все. Он уже в тени и ему "дозволено" иллюстрировать детские книги. Чтоб не пропасть, Альтман рисует иллюстрации к книжкам ("Петербургские повести" Н.В. Гоголя, 1937) и оформляет спектакли. Спасает его (как и некоторых других мастеров) сценография. Он работает художником Еврейского камерного, Ленинградского драматического имени А.С. Пушкина и других театров, но все это уже не то. В 1939-м не стало Мейерхольда, в 1948-м - Михоэлса. В сталинских застенках один за другим исчезали его друзья: писатели, режиссеры, художники. Жизнь для него теперь была соткана из страха, притворства и творческого самоубийства.
Начало войны застало Н.Альтмана в Ленинграде. Четыре года эвакуации он провел в Перми и недолгое время - в Новосибирске. В Перми он работает с ленинградским Кировским оперным театром, в том числе с Григорием Козинцевым над постановкой "Отелло" Верди, а для армейской газеты "Звезда" рисует карикатуры на Геббельса и других важных представителей Третьего рейха.
Вернувшись после войны в Ленинград, Н.Альтман продолжает работать над книжной иллюстрацией и над оформлением спектаклей. В 1948 году он сделал превосходные иллюстрации к Шолом-Алейхему. Они стали своеобразной отдушиной, редкой в эти годы радостью, ведь в этом же году был убит его друг Соломон Михоэлс. Вместе с Козинцевым в Ленинградском театре драмы Альтман создает спектакль "Гамлет" (1954), а в 1955 году ставит с ним художественный фильм "Дон Кихот" по сценарию Евгения Шварца. Обе постановки имели большой общественный резонанс, но это был последний публичный успех Н.Альтмана, если не считать огромного интереса зрителей к первой персональной выставке его произведений в 1969 году в Ленинграде, а затем в Москве, во время "оттепели", которая, правда, уже быстро шла на спад. Следующая персональная выставка Натана Альтмана, также вызвавшая большой интерес, состоялась в 1977 году в Москве, в Доме художника. Но уже посмертная. В 1968 году ему было присвоено звание "Заслуженный художник РСФСР".
Натан Альтман умер в Ленинграде 12 декабря 1970 года и был похоронен на маленьком кладбище в Комарово. Судьба распорядилась так, что его могила - рядом с могилой Анны Ахматовой, которую он пережил только на 4 года. В декабре 2000 года, к 30-летию со дня смерти художника, на доме №61 по Лесному проспекту, где в Ленинграде он жил с 1937 по 1970 год была открыта мемориальная доска Натану Исаевичу Альтману (архитектор Станислав Однавалов, скульптор Николай Никитин).
Альтман прожил долгую, но едва ли очень счастливую жизнь. Он стал автором знаменитого портрета Анны Ахматовой (1914, Русский музей, Петербург), с натуры рисовал Ленина и Луначарского, работал в Еврейском театре с Михоэлсом, жил в Париже 1920-1930-х годов. Он создавал плакаты, марки, экслибрисы, скульптуры, театральные декорации, был одним из пионеров в области промышленной графики. В разные годы он то провозглашал конец живописи, то снова со страстью писал портреты и пейзажи. Был выдающимся художником театра и кино. Как и Мейерхольд, Маяковский и другие он мечтал о новом искусстве в России. Но Мейерхольда расстреляли, Маяковский убил себя сам... Судьба Н.Альтмана более счастливая, если можно говорить о счастье еврея при Советской власти, - его все-таки не расстреляли...
