Русский офицер, декабрист А.М. Булатов родился 26 ноября 1793 года в селе Гудово Пронского уезда Рязанской губернии, в поместье своего отца, генерал-лейтенанта Михаила Леонтьевича Булатова (1766-1825). Он происходил из древнего дворянского рода Рязанской губернии, известного с середины XVI века, родоначальником которого был голова войска стрелецкого Урак Булатов, ездивший гонцом в Казань в 1540 году. Отец Александра, Михаил Леонтьевич был генерал старого закала, ярый монархист. Он отличился в войне 1812 года, дважды став Георгиевским кавалером, а в битве при Лейпциге пленил Наполеоновского маршала Сен-Сира. Служебную карьеру он закончил генерал-губернатором Сибири.
Когда умерла его мать, Мария Богдановна (рожд. Нилус), Александр жил у её родных, а в 1801 году поступил в 1-й Кадетский корпус, где воспитывался до 1812 года. Из этого корпуса вышло немало декабристов, в том числе Кондратий Рылеев, Федор Глинка, Михаил Пушкин, Семен Краснокутский, Алексей и Аполлон Веденяпины и другие.
В службу Александр Булатов вступил в лейб-гвардии Гренадерский полк. Участвовал в Отечественной войне 1812 года и заграничных походах, проявил необыкновенную храбрость и был несколько раз ранен. При Бородине А.М. Булатов защищал Шевардино и Семеновские укрепления; в один из критических моментов возглавил 300 добровольцев и в штыковой атаке уничтожил 4 батареи противника, захватив 48 орудий. А.М.Булатов участвовал в боях под Смоленском, Малоярославцем, Кульмом, Бауденом, Лейпцигом, Парижем. За отличие в сражении под Бауценом был награжден орденом св. Владимира 4-й степени с бантом, за взятие Парижа награжден орденом св. Анны 2-й степени и золотой шпагой с надписью "За храбрость".
В 1821 году А.М. Булатов женился на Елизавете Ивановне Мельниковой, дочери тайного советника Ивана Андреевича Мельникова. У них родились две дочери - Пелагея и Анна. В 1823 году Александр Булатов был назначен командиром 12-го Егерского полка, стоявшего в Керенске Пензенской губернии. Позднее, в 1825 году, он был произведен в полковники. Смерть нежно любимой жены 23 июня 1824 года, в возрасте 22 лет, повергшая Булатова в глубокое отчаяние, была, может быть, одной из причин его увлечения делами тайных обществ. Он стал членом сначала Южного, а потом и Северного Обществ, находился в оживленной переписке с их руководителями.
1 декабря 1825 года Булатов приехал в Петербург без отпуска и, в отличие от своего младшего брата лейб-гвардейца Александра Михайловича Булатова-младшего, принял большое участие в подготовке восстания. 9 декабря 1825 года он был принят Рылеевым в члены Северного Общества и избран помощником диктатора князя Трубецкого.
Декабристы собирались овладеть важнейшими объектами в Петербурге. Командование войсками при захвате Зимнего дворца было поручено А.И. Якубовичу. Было решено также захватить и Петропавловскую крепость. Это было поручено лейб-гренадерскому полку, которым должен был командовать А.М. Булатов - друг Рылеева по кадетскому корпусу. Как раз в то время гренадеры-гвардейцы несли караулы в крепости. Их полк должен был под командованием полковника Булатова захватить Петропавловскую крепость - главный военный оплот царизма в Петербурге, превратить её в революционную цитадель декабристского восстания.
Кроме того, Рылеев просил декабриста Каховского рано утром 14 декабря, переодевшись в лейб-гренадерский мундир, проникнуть в Зимний дворец и, совершая как бы самостоятельный террористический акт, убить Николая I. Это облегчило бы действия восставших. "Открой нам путь",- говорил Рылеев Каховскому. Тот сначала было согласился, но потом, обдумав положение, не захотел быть террористом-одиночкой, действующим якобы вне планов общества, и рано утром отказался от этого поручения. Через час после отказа Каховского к Александру Бестужеву приехал Якубович и отказался вести матросов и измайловцев на Зимний дворец. Он боялся, что в схватке матросы убьют Николая и его родственников и вместо ареста получится цареубийство. Этого Якубович не хотел брать на себя и предпочел отказаться. Убить императора мог и Александр Булатов. Утром 14 декабря он, по его словам, был в нескольких шагах от Николая I, имея пару заряженных пистолетов в кармане, но не решился стрелять в императора ("сердце отказывало").
Ещё до рассвета 14 декабря 1825 года по Петербургу стали ходить слухи о каких-то необыкновенных событиях. Люди собирались толпами и горячо обменивались новостями. Говорили, что в самом центре столицы, на Сенатской площади, стоят сомкнутые строем солдаты и что хотят они свергнуть царя. Жители Петербурга, позабыв про дела, тотчас спешили на Сенатскую площадь, чтобы своими глазами увидеть происходящее. Этот морозный день вошёл в историю России, как дерзкая попытка покончить с царской властью.
Полки построились в форме каре около памятника Петру I. Каре было проверенным и оправдавшим себя боевым построением, обеспечивающим как оборону, так и нападение на противника с четырёх сторон. Было 11 часов утра. О беспорядках в городе и неповиновении войск было доложено генерал-губернатору Петербурга графу Михаилу Андреевичу Милорадовичу. Он был героем войны 1812 года, отличился в Бородинской битве, имел немало высоких наград за другие сражения. За всю войну граф ни разу не был ранен и шутил по этому поводу: "На меня ещё пуля не вылита". Узнав о том, что происходит на Сенатской площади, Милорадович, которого солдаты хорошо знали, любили и уважали, вызвался пойти уговорить мятежников мирно разойтись. Один из боевых товарищей стал объяснять ему, какому страшному риску он себя подвергает. Граф, однако, настоял на своем.
Отправляясь на Сенатскую площадь, Милорадович понимал, что, возможно, идет на верную смерть, но в своём решении остался непреклонным, а на все возражения ответил так: "Что это за генерал-губернатор, который не сумеет пролить свою кровь, когда кровь должна быть пролита". С этими словами он вскочил на лошадь и поскакал к мятежникам. Вскоре генерал Милорадович был смертельно ранен выстрелом из пистолета Петром Каховским. Истекающего кровью Милорадовича отнесли в ближайший дом. Придя в себя и поняв, что умирает, он нашел ещё в себе силы пошутить: "Ну, кажется, теперь я рассчитаюсь со всеми своими долгами". Он привык жить на широкую ногу, у многих занимал крупные суммы денег и всегда ходил в должниках.
Между тем диктатора всё не было. Трубецкой изменил восстанию. На площади складывалась обстановка, требовавшая решительных действий, а на них-то и не решался Трубецкой. Он сидел, терзаясь, в канцелярии Генерального штаба, выходил, выглядывал из-за угла, много ли собралось войска на площади, прятался вновь. Рылеев искал его повсюду, но не мог найти. Кто же мог догадаться, что диктатор восстания сидит в царском Генеральном штабе? Члены тайного общества, избравшие Трубецкого диктатором и доверявшие ему, не могли понять причины его отсутствия, и думали, что его задерживают какие-то причины, важные для восстания. Хрупкая дворянская революционность Трубецкого легко надломилась, когда пришел час решительных действий.
На прилегавших к Сенату площадях и улицах собрались к этому времени огромные толпы народа. Людской поток, устремившийся к Сенатской площади, с каждым часом все увеличивался. Крыши прилегавших к площади домов были усеяны людьми. Многие из собравшихся в тот день на Сенатской площади были явно на стороне декабристов и открыто это выражали. В Николая и его свиту, в действовавших по его приказу генералов и офицеров из толпы летели камни и поленья, люди вооружены были кольями и палками, некоторые ружьями и ножами. Но дворянские офицеры боялись активности народных масс, которые были на их стороне в день восстания, и не использовали их. Они боялись народа, боялись, что, соединившись с солдатами, "чернь" перехлестнёт через их головы и перейдёт к открытому восстанию и бунту.
Декабристы могли легко победить, так как в первые часы восстания Николай I растерялся и, не предвидя для себя ничего хорошего, распорядился даже заготовить экипажи, чтобы под прикрытием кавалергардов вывезти свою семью в Царское Село. "Самое удивительное в этой революции это то, - говорил он впоследствии своему двоюродному брату, герцогу Евгению Вюртембергскому, - что нас с тобою тогда не пристрелили". Конечно, выход на центральную площадь Петербурга почти трёх тысяч солдат заставил Николая I и его окружение пережить немало волнений. Но, пока восставшие ничего не предпринимали, император и его генералы начали активно действовать. По приказу Николая I к Сенатской площади срочно стягивали войска. Сначала подоспели пехота и кавалерия, а затем появились и артиллеристы с пушками.
Почему же медлили декабристы? Они ждали, пока к ним присоединятся другие участвовавшие в восстании войска. И когда к ним прибыло, наконец, подкрепление, солдатам пришлось уже пробиваться на Сенатскую площадь сквозь замкнутое Николаем I кольцо окружения восставших. "Бездействие, - писал позже Н.Бестужев, - поразило оцепенением умы; дух упал, ибо тот, кто на этом поприще раз остановился, уже побежден наполовину…" Учитывая обстановку, Николай сделал попытку призвать на помощь церковь. Солдат учили в то время умирать "за веру церковь и отечество". Отечество каждая сторона понимала по-своему, престиж царя, как показало восстание, был подорван, и Николай направил к восставшим высоких служителей "веры" - двух митрополитов. Но их призыв к спокойствию вызвал лишь крики восставших и угрозы в собственный адрес. Служители церкви поспешили удалиться.
После неудавшейся попытки воздействовать на восставших именем бога Николай направил к ним своего младшего брата, Михаила. Но эта попытка тоже не удалась. Короткий зимний день клонился к вечеру. "Пронзительный ветер леденил кровь в жилах солдат и офицеров, стоявших так долго на открытом месте", - вспоминали потом декабристы. Наступали ранние петербургские сумерки. Уже было 3 часа дня, и стало заметно темнеть. Николай боялся наступления темноты. В темноте народ, скопившийся на площади, повёл бы себя активнее. Из рядов войск, стоявших на стороне императора, начались перебежки к восставшим. Делегаты от некоторых полков, стоявших на стороне Николая, уже пробивались к декабристам и просили их "продержаться до вечера". Император пустил в ход артиллерию. Но декабристы не пожелали сложить оружие и когда заговорили пушки, они ответили на их первые залпы ружейной пальбой. Целый час тяжелые орудия обрушивали на восставших смертоносный огонь. "В промежутках выстрелов можно было слышать, как кровь струилась по мостовой, растопляя снег, потом сама, алея, замерзала", - писал позже Николай Бестужев. В конце концов, они были вынуждены обратиться в бегство. К шести часам все было кончено. Всех восставших начали отлавливать и свозить в Петропавловскую крепость. На Сенатской площади подобрано было восемьдесят трупов. Кровь полиция присыпала снегом.
В ночь на 15 декабря в Зимний дворец начали привозить арестованных. Одним из первых привезли Рылеева и сразу же отправили в Петропавловскую крепость с собственноручной запиской царя на имя коменданта крепости генерал-адъютанта Сукина: "Присылаемого Рылеева посадить в Алексеевский равелин, но не связывая рук, без всякого сообщения с другими, дать ему бумагу для письма и что будет ко мне собственноручно, мне приносить ежедневно…" Уже 17 декабря 1825 года в Зимнем дворце и Петропавловской крепости начались первые допросы арестованных декабристов.
Еще вечером 14 декабря Александр Булатов сам явился в Зимний дворец и предал себя в руки властей. После ареста он имел свидание с императором Николаем. Заключённый в каземат (а не арестованный в квартире коменданта, как ошибочно рассказывает в своих записках декабрист барон Розен), Александр Булатов в январе 1826 года впал в глубокую меланхолию. Он был одним из тех, кто оказавшись за стенами тюрьмы, упал духом. И хотя физических пыток к декабристам практически не применяли, не менее тяжелы были и моральные пытки - запугивание, обнадеживание, влияние на семью, угрозы смертной казни и пр. Из крепости декабрист А.М. Булатов написал письмо к великому князю Михаилу Павловичу, в котором так объяснял непопулярность его брата Николая в обществе: "На стороне ныне царствующего императора была весьма малая часть. Причины нелюбви к государю находили разные: говорили, что он зол, мстителен, скуп; военные недовольны частыми учениями и неприятностями по службе; более же всего боялись, что граф Алексей Андреевич (Аракчеев) останется в своей силе".
Суду были преданы 121 человек. Среди них было много бесстрашных героев, закаленных в боях с Наполеоном, героев Аустерлица, Прейсиш-Эйлау, Бородина, Кульма, Лейпцига. Все они беззаветно любили родину и хотели видеть её счастливой. Это были в большинстве своем молодые люди. Многим из них не было и двадцати лет, когда они вступили в тайное общество. "Дети 1812 года" - генералы, полковники, капитаны, поручики, прапорщики блестящих гвардейских полков, - они всем сердцем стремились к свержению самодержавия и освобождению русского народа от позорного ига крепостничества. В сущности никакого суда не было. Пародия на суд происходила при закрытых дверях, в глубокой тайне. Вызываемым декабристам спешно предлагали засвидетельствовать их подписи под показаниями на следствии, после чего читали заранее составленный приговор и вызывали следующий "разряд". "Разве нас судили? - спрашивали потом декабристы. - А мы и не знали, что это был суд…" Всех осужденных разделили ни одиннадцать разрядов. Но после Николай I смягчил свой приговор, хотя это смягчение было совсем незначительно. Пять человек были поставлены вне разрядов и повешены. Это были - П.И. Пестель, К.Ф. Рылеев, С.И. Муравьев-Апостол, М.П. Бестужев-Рюмин, П.Г. Каховский.
Полковника Александра Булатова среди осужденных, однако, не было. После нескольких дней голодовки он разбил себе голову о стены камеры в Петропавловской крепости. 10 января 1826 года его доставили в Военно-сухопутный госпиталь, где он и умер 19 января 1826 года. Без всяких почестей он был тихо похоронен на Георгиевском кладбище Большой Охты (Большеохтинском).
Далее уместно привести рассказ А.Танкова о посещении Георгиевского кладбища в 1883 году, приведенный в книге "Исторические кладбища Петербурга" (СПб, 1993).
"Я через два памятника остановился перед могилою, на которой видны были следы полного разрушения и забвения; на двух квадратных плитах, из которых верхняя меньше нижней так, что представляет собой две ступени, стоит красный гранитный пьедестал в виде куба; круглая подставка, долженствовавшая служить основанием большой - серого, итальянского, очень дорогого гранита - колонны, а равно и самая колонна и круг с резьбой, венчавший ее, - эти три части лежали на земле близ основания памятника. Креста, который, вероятно, был на верху колонны, на лицо не было; весь памятник, поставленный на место, должен иметь 1 1/2 сажени вышины; в таком виде представилась мне тогда эта забытая могила, и я наклонился к колонне, чтобы прочесть надпись на ней. Надпись была следующего содержания: "Командир 12 егерского полка, полковник Александр Булатов, скончался 1826 года января 19-го дня", ниже - "Возобновлен детьми в 1843 году". Вернувшись, я сообщил местному предводителю дворянства в Ростове Ярославской губернии Д.Г. Булатову о печальном положении могилы его родного дяди. Летом 1886 года я нарочно посетил кладбище для осмотра реставрированного памятника, на противоположной стороне увидел надпись: "От товарищей лейб-гренадеров".
Сейчас памятник на могиле А.М. Булатова - одно из редких надгробий конца XVIII - начала XIX веков, сохранившихся на Большеохтинском кладбище.
